неожиданную, странную. И он невольно велся на хитрости этих центров самосохранения, тайных центров собственной мозговой безопасности, контролирующих, берегущих, действующих независимо от его желаний и воли. «Заградотрядов», пытающихся во что бы то ни стало хоть на миг, но остановить этот поток, эту непрерывную лавину ужаса, страха, безысходности. Он шел за воспоминаниями, образами, казавшимися реальностью, яркими, почти осязаемыми: дорога над рекой, крыльцо из детства, подвал облбольницы, полный студентов. Забытые лица, отдельные фразы. Смех. Ощущения чуть ли не радостные, противоположные действительности.
Спохватившись, он отшвыривал эти видения, эти звуки, эти узнаваемые ощущения. Снова и снова вглядывался в экран монитора, стоявшего в изголовье, снова и снова натыкаясь на горевшие каким-то противным тускло-серым цветом цифры: 80/45 и 128—130. Давление и сердцебиение. Главные параметры его дочери. Ее жизни. Параметры критические.
Все шло не так. Давление оставалось низким, несмотря на капающую плазму, несмотря на бодрые, бойкие, уверенные заявления Рыжей, что всё в порядке, все так и должно быть.
Все, что касалось его дочери с момента ее поступления сюда, шло медленно, неправильно, несправедливо.
Все пошло не так с самого утра. Он чувствовал такие дни и раньше. Просыпаясь. А точнее, еще во сне. Вот и сегодня. Нет, сегодня как раз не было ничего особенного. Еще не до конца проснувшись, он как бы оценил сновидения: не угрожающие, не устрашающие, не предвещающие ничего напрямую – так, нудные какие-то, серые, «левые», как говорит молодежь, ненужные ему. Такое ни то ни се. Хотя знакомые: река, подвал – тревожно промелькнули и сегодня.
В сновидения он не верил. Всегда говорил, что не верит. Но за свою долгую жизнь, испытав многое, в глубине души понимал: мозг или душа (не важно!) могут знать заранее, что предстоит, что потрясет в будущем – близком ли, далеком. Надо только прислушиваться к себе. Не думать, не обдумывать, а на уровне чувств слушать. Тонко все это. Но почувствуешь, если захочешь. Слушать надо только. Себя. Душу.
Понимал, но вслух признавать не хотел. Побаивался. Вот и сегодня, оценив, причислил сны к «не очень», постарался выкинуть, забыть. Показалось, что удалось. Но когда умывался, вдруг снова справа от него, как в окне машины, выплыл тот самый горизонт вдали, тот самый вид: река, простор, закат – когда-то в молодости, давным-давно, он проезжал там. Возник так явно, так четко, так реально. Он резко распрямился над раковиной и, глядя в зеркало – себе в глаза, спросил вдруг громко, хрипло:
– Коми. Зачем?
Себя спросил…
Потом пошли больные, звонки, жалобы, разборки, писанина, еще больные, вирус… Все забылось. Все шло как обычно. «Как обычно!» – сейчас это царапнуло душу болезненно и тоскливо, ностальгически… Он все бы отдал за то, чтобы сейчас было «как обычно»! Как ценна простая, даже нудная, скучная «как обычно» жизнь! Как она прекрасна! Как она желанна!.. И как невозвратима…
Резко,
