тропка на вертикальной поверхности, сделанная из деревянных кольев, вбитых в стену скалы. …Впрочем, это уже не так важно.
Краеведение
Некоторые города, некоторые гостиницы напоминают о том, что тебя здесь не должно быть; они похожи на смерть или наваждение. Один мой знакомый так чувствовал себя в собственном доме. Посмотрит на жену и подумает, что он попал в поддельную, чужую жизнь, а свою потерял, забыл… от, может быть, принятого клофелина, которым женщины угощают мужчин в распивочных. Нет-нет, я тут ненадолго; поброжу и уеду домой. Надо потерпеть. Когда вот так неуютно на душе, непременно должен пойти дождь, это такая режиссура.
Беда в том, что в средней полосе оказалось несколько городов по имени Жданов. Я позвонил на автовокзал и мне объяснили, как доехать до Жданова, и я положил трубку, тогда как мне должны были далее объяснять, как добраться до ещё двух одноимённых городов. Какой я непрактичный, просто какой-то злоумышленник против себя. И вот я приехал подписать договор с директором керамического завода, чтобы начался выпуск придуманных мною игрушек, но улицы Раструбина нет, и Потемкинского тупика, где расположен завод, не существует в этом Жданове. Я вернулся на станцию и обнаружил, что у меня в автобусе стащили деньги, мобильник и нечто ещё весьма важное… не могу припомнить что. В моём плаще просторные карманы: значит, парень, который всё прилаживался спать на моём плече, не спал в пути или руки его умели воровать во сне.
Распираемый досадой, я пошёл на почту и вымолил разрешение в долг позвонить в Москву. Ну вот, перевод от своего друга я получу только завтра, а на сегодня открылась перспектива помаяться в незнакомом городке. Я взялся переждать нынешний отрезок времени, как пережидал бы хвост очень длинного поезда. А к сердцу будто приделали счётчик, отсчитывающий удары, чтобы я ужаснулся числу истраченных мгновений.
Как нищий, научившийся получать порнографическое удовольствие от зрелища поедания пищи, я посидел в кафе. Две барышни целовали взасос чай. Два алкаша задушили бутылку, вытрясли из неё последние слёзки; один из них был совсем юнец, ему бы жить да жить, если бы не глухой, ничего не желающий знать затылок. Моей душе стало душно, и я вышел вон. Дождь зашуршал по кепке, словно обрадовался. На дороге светились лужи, в которых толпились серебряные колечки. Я заглянул в лужу и на площади своего отражения отменил быструю оспу дождя, потом скосил глаза- чем бы заняться? Увидел за палисадником крылечко – прямо теремок для входящих. На двери там висела табличка «Ждановский краеведческий музей». Закрыт, наверное. Я потянул ручку, потряс, сел на ступеньку, и тут дверь похрустела замком и открылась. В чёрном проёме стоял заспанный дед: «Чего ломишься? Чем сильнее жмёшь, тем закрытей дверь. Заходи».
Какой-то запах… старых газет, прокуренных мыслей. На стене висят полторы фотографии. Стол завален подшивками газет, конторский шкаф едва сдерживает в своём чреве амбарные книги, одна из которых
