никто не отменял. Лен, с тебя – получение лицензий и полный надзор за тем, как и что тут будет происходить. И ещё. Пора тебе выучиться на права. Сколько можно мотаться сюда на перекладных?
– Но, Дим, на машину всё равно нет денег.
– Пока будешь ездить на моей, а там посмотрим.
– Хорошо, я попробую поискать недорогую автошколу. Но хочу поговорить с тобой ещё вот о чём. Только ты сразу не бей копытцем, выслушай до конца, – говоря это, она взяла его за обе руки. – Я очень хорошо понимаю, что тебе хочется стать здесь главным. И я тоже для тебя этого хочу. Но есть одна мысль, которая не даёт мне покоя, – она остановилась, видя, что он напрягся, и, крепче сдавив его кисти, продолжала: – это твой возраст. Ты замечательный доктор, и я верю в тебя, как ни в кого. Пройдёт немного времени, и твоё имя будет очень известным в хирургии, и, может, даже самым известным. Но сейчас, для того, чтобы мы стали развиваться быстрее, нам нужно имя авторитетнее твоего. Чтобы сразу было ясно, что мы не с улицы пришли и нас не нужно проверять.
Он посмотрел на неё с нескрываемой злостью.
– Может, у меня и нет ещё «громкого имени», но моя фамилия…
– Я именно об этом и говорю, – перебила она, – Попроси отца возглавить клинику, хотя бы на первые пару лет. Уверена, что он не откажет, и даже думаю, что он этого ждёт.
– Да ты с ума сошла! Зачем ему тогда было отдавать мне это дело?
– Отдал, потому что боялся сам не справиться. И потому что верит в тебя и любит. Но ведь он сейчас чувствует себя получше. Пусть не оперирует, пусть не принимает, пусть просто будет генеральным директором. Пусть занимается приобретением нужного оборудования – он же в этом понимает, а я нет. И с лицензиями тоже будет проще, если подписывать документы будет он. Я походила с ним по разным кабинетам, вижу, как его люди принимают, его уважают, на многое закрывают глаза. Дим, ну что тебе сейчас это директорское кресло, если ты всё равно не будешь из операционной вылезать? И пока тут всё не запустится, тебе придется работать у чужого дяди, чтобы деньги были. Стройка – это тяжело, а подготовка к открытию – тоже процесс не из лёгких. А я пока подучусь у Николая Семёновича, буду его правой рукой. Мне очень нужна помощь, я выдыхаюсь. Прошу тебя, подумай.
– Нет, – сказал он тоном, пресекающим любое дальнейшее обсуждение этой темы. – Хватит того, что отец одним из учредителей выступает. Лёха поможет – у него времени побольше, и работать ему тут тоже предстоит, так что пусть поучаствует. Да, и если ты попросишь, папа в помощи тебе и так не откажет, он тебя любит, – закончил он.
– А ты?
– Что я?
– Ты меня любишь? – тихо спросила она, глядя ему в глаза.
– Разумеется.
Ленка и сейчас нервничала, вспоминая, как рассказывала подруге об этом разговоре. Как плакала, причитая: «Что же я наделала! Ведь знала, нельзя говорить ему, что сомневаюсь в его силах. На материны грабли наступила. Теперь он затаит обиду, а ведь мне и нужно-то было просто объяснить, что я устала, что без помощи не справлюсь».
