новостей за день. Горизонт чист на несколько сотен километров вокруг. Ничто не указывает на то, что в наш регион забрело чужое Время года – или подбирается к установленным Лайоном границам с целью вторжения.
Флёр тем временем распахивает дверь в свою языковую школу.
– Ты видел, что я оставила тебе на кухне сегодня утром?
– Булочку с корицей?
– Круиз по каналам Амстердама, – уточняет она, поднимаясь по винтовой бетонной лестнице. – Ты поговоришь об этом с Лайоном?
Эта ее затея вызывает у меня изжогу.
– Флёр, я не знаю, стоит ли…
– Он наш должник.
Красный огонек Флёр перестает двигаться, и я поднимаю голову, чтобы посмотреть передаваемое камерой у нее на теле изображение. Она стоит у двери класса со скрещенными на груди руками, отражающимися в стекле, и смотрит на меня.
– Я поговорю с ним, – обещаю я и вижу в отражении, как приподнимаются уголки ее губ и она легонько, для меня одного, улыбается и тянется к дверной ручке.
– Вернусь домой через несколько часов.
– Будь осторожна, – бормочу я в ответ.
Я не расслабляюсь до тех пор, пока красный огонек Флёр не занимает привычное место за четвертой партой во втором ряду класса. Чувствую укол сочувствия к Чиллу, моему бывшему куратору. Вероятно, и он волновался всякий раз, когда я выходил из дверей Обсерватории в течение тех тридцати лет, что я был Зимой. Должно быть, ему попеременно то снились кошмары, то нападала бессонница от беспокойства обо мне, пока я пребывал в большом мире.
На одном из экранов вспыхивает входящий видеовызов.
– Профессор, – приветствую я Лайона, пристегивая наручный монитор. Я еще не привык называть его Кроносом и не уверен, что он сам привык им быть. Наклоняюсь, чтобы надеть кроссовки, и добавляю приглушенным голосом: – Вы, как всегда, пунктуальны.
Я синхронизирую свой наручный монитор с программой отслеживания Флёр, убеждаясь, что красный огонек мигает. Еженедельные проверки профессора Лайона обычно долго не длятся. Если я потороплюсь, то успею добраться до парка и пробежать несколько миль, прежде чем Флёр вернется домой. Она даже не узнает, что я выходил из дома.
– Как и ты в кои-то веки. – Юмор Лайона сух, и иногда трудно понять, что выражает его формальный тон, сардонический он или искренний. – Кажется, ты собираешься уходить. Я тебя надолго не задержу.
– Прошу прощения. – Я настраиваю видеокамеру и сосредотачиваю все свое внимание на профессоре. – Все в порядке?
У Лайона вытягивается лицо. Он проводит пальцами по вискам, откидывая назад свои седые волосы, и трет глаза. Давненько я не видел у него такого простого человеческого жеста. Улыбка затрагивает его по-зимнему голубые глаза.
– В Обсерватории выдалась трудная неделя.
– Труднее, чем обычно? Я думал, что самое худшее для вас с Геей осталось позади.
После
