на стол, готовясь рассказать Аркадию о своей догадке.
– Слушай, касатик мой, тут Ленечке босоножки носила поправить. Фаина окликнула меня. Ну, поговорили о том-другом, о моих болячках… А я гляжу, сидит она с такой рыжей молодой женщиной. И она, вроде как, на Лору Горчакову смахивает. И что-то мне в голову пришло, уж не Лора ли заявилась собственною персоной?
– Правильно тебе в голову пришло, Стешенька.
– Господи ты, Боже мой! Ты что же, ее уже видал?
– Я и ее видал и у тетки в Новокаменке уже побывал. Как увидел ее, обомлел, да и сразу же за разъяснениями в Катерине Максимовне.
– И что она сказала?
– Приехала из Америки погостить, вот и все. Но мне на сердце бальзам пролила – не рассекретилась.
– Слава Богу. Только нам ее гостеванье-то, вроде и ни к чему, – сказала Стеша, – или я не права, Аркаша?
– И я так же, Ангел мой! Умерла, так умерла…
– Правда, что! А то, как бы все это не вылезло.
– Катерина Максимовна заверила меня, что все будет в порядке. Ну, вот разговариваем мы с Катериной Максимовной, и вдруг, слышим, корова ревет в загоне. Я спрашиваю, чего, мол, она не в стаде? Болеет что ли? А Катерина Максимовна и говорит. Коровы-то, который день по домам стоят, Вензель Петрович, слышишь, Вензель Петрович, и надо ж так обозвать пастуха…
– Так это значит, он вензеля выкабенивал, то ли выпивоха, то ли бабник… – догадалась Стеша.
– Так вот этот Вензель расформировал, представляешь, стадо?
– Разве такое возможно? Летом, по домашним стойлам?
– А бык производитель, как его, дай Бог памяти, Лютик…, обязанности теперь свои выполнять будет в Танатове. Вот гарем и взбунтовал. Не слушается, пастуха. Любовь! А они – аномальная зона! Какая аномальная зона? Кому же это радостно – пипеточкой! Давненько они не шутили так по-молодому бойко. Стеша даже слезы смахнула.
– И славно. Умница Катерина Максимовна. А помнишь, Аркаша… Он ведь мог стать нашим, – Женюшка.
Мог, но не стал. Стеша никогда не забывала того дня. Цишин впервые за время их отношений появился на ее пороге среди бела дня вдрызг пьяный. Шапка сидела на нем лихо, как у дворника, шарф и перчатки он потерял вовсе, а ледяная его рука крепко сжимала початую бутылку коньяка.
– Ангел мой, я счастлив, как тузик на подушке!
– Да, я вижу. Кто же тебя осчастливил?
– Ребенок жив! Ты права оказалась, – тетка помогла ей.
– Сейчас же к вечерне в церкву пойду, свечку поставлю за него! – перекрестила себя Стеша.– Кто? Кто родился-то?
– Ангел мой! Мальчик! И имя у него есть – Женька. Тетка-то умница, оказалась.
– А то я не знаю, что она умница! Двоих детей она у меня принимала. Умеет обращаться с женщинами, это сразу было видно. Ну, так как это произошло?
– Ты только
