возле самохинского коттеджа девушка с еле прорвавшимся стоном потянулась кверху соблазнительной фигурой, томно зевнула и проворковала по-свойски, почти по-семейному: «Ой, мочи нет, до чего спать хочется! В спальне сброшу с себя всё-всё, даже ночнушку не одену, и сразу бултыхнусь в постельку!»
От произнесённых слов у Кондрашова, живо вообразившего эту картину, тревожно и приятно заныло в животе. Ведь он ещё не был близок с женщиной. И когда Самохина прощально протянула ему руку, он, наконец-то, осмелился и мимолётно чмокнул девушку в щёку.
– Хм…Товарищеский поцелуй, – не без иронии хмыкнула та. – Разве ж так целуются?
И не успел растерявшийся непутёвый ухажёр слова молвить, как девушка порывисто и с силой обняла его. Она охватила своими чувственными и сочными губами его губы и так страстно втянула их внутрь и продолжительно задержала там, что Юрий едва не задохнулся. Ощущение сладкого ожога охватило его.
– Вот…как надо…с милым…целоваться, – бурно дыша, выговорила Нина, отпустив юношу. – Ну и как?
– Чуть не помер! – тихо засмеялся тот, ибо к нему на фоне кислородного опьянения нежданно-негаданно возвратилось чувство юмора. – Но здорово! Это была бы самая приятная смерть в мире!
– Так мне тебя ждать, если заберут в армию? – по-женски несколько нелогично вдруг возвратилась первая замараевская краля к их вечернему разговору.
– Ну-у…Ждать, – неуверенно кивнул Кондрашов.
– А ну, давай сюда свой мизинчик, – решительно сказала Самохина, протягивая к нему руку.
– Опять «мизинчик»? А зачем? – глуповато заулыбался парень.
– Затем, – коротко и безапелляционно ответила девушка, беря его за запястье и склоняясь над ним.
Внезапно острая колющая боль пронзила палец Юрия.
– Ты что?! – вскрикнул он, высвобождая кисть. И увидел, что на кончике его мизинца выступила кровь.
– Надо, – деловито сказала Нина.
И она, невесть откуда взявшейся у неё булавкой, проколола кончик и своего пальца. Затем Самохина прикосновением пораненных мизинцев смешала капельки животворящей жидкости и заставила Кондрашова слизнуть кровь у себя, в свою очередь, проделав то же самое с его мизинцем.
– Теперь мы тайно соединили судьбы, – заявила она, покончив с мистическим ритуалом. – И ничто и никто нас не разлучит. Мы – суженые.
Чуть оторопевшему «суженому» мистический церемониал внушал как захватывающую интригу, так и жутковатые переживания. Ему невольно вспомнилась неумирающая молва замараевцев о том, что предки Нины, в том числе бабка и мать девушки, занимались ворожбой.
– Ты меня заколдовала? – пряча за усмешкой противоречивые эмоции, осведомился он.
– Глупыш! – прикоснулась Самохина губами к уголку его рта. – Против любимого заветы не могут иметь силы злого заклятья. Любящее сердце вещуньи не в состоянии нести ничего, кроме добра.
В
