кокетливо добавила она. – Хочу принца: молодого, красивого, сильного…
Пересмеиваясь, девушки перебрались к источнику, и припали к нему губами. Стелла, по всей видимости, гораздо более впечатлительная, нежели подружка, заострила внимание той, таинственно понижая голос:
– Мариша, дно ручья и вправду, как глаза у цыганки Азы. Как чёрный агат.
– Угу, – соглашалась с ней та. – А вода на самом деле красноватая…Цыганская кровь…
– Да железо в ней, железо, – с досадой прервал их щебетание водитель. – Дамы, цигель, цигель, ай лю-лю…«Михаил Светлов» ту-ту!…Обед заканчивается. Сворачиваемся. Мне шефа нужно в районную администрацию везти…Хоть бы кто мне тоже сказал спасибо за труды мои праведные.
Словно возвращаясь из былого в эпоху текущую, студентки в очередной раз заторможено вздохнули. Затем они встали, поправили на себе одежду, «почистили пёрышки», и лишь тогда загомонили в адрес Кропотова: «Спасибо, милый Витенька!… Благодарим вас, товарищ водитель!…»
При посадке в УАЗик Юрий поддержал Стеллу под руку, а она нечаянно задела своей прохладной ладонью его щёку. И воспоминание об этом прикосновении ещё долго и приятно отдавало в разгорячённое юношеское сердце.
7
Кондрашову, безусловно, повезло с экскурсией к Тёплому ключу, поскольку через два дня в Замараевку нагрянула лютая зима, от которой не то что подснежники, а снегири мёрзли. Утром тех суровых суток, по заведённому обычаю, Юрия разбудила мама ровно в шесть тридцать.
Юноша поднялся, выполнил традиционные гигиенические процедуры и сел завтракать. За столом он вяло поковырял вилкой гору из пышущих жаром макарон по-флотски. «Русско-итальянское» блюдо Кондрашов не столько поглощал, сколько, по-детски забавляясь, воздвигал из него нечто наподобие вулкана с глубоким кратером.
Неизвестно чем бы завершилось сие малопривлекательное и совсем не динамичное действо, если бы с улицы не вошла его мама, вся запорошённая снегом и принёсшая с собой запах морозной свежести. «Что погода вытворяет! – сказала она, зябко вздрагивая. – До стайки я с боем пробивалась. Позаметало стёжки-дорожки – ни пройти, ни проехать».
Осмыслив это известие, Юрий, пронзённый догадкой, моментально «ожил», и остатки сонного оцепенения тотчас покинули его. Он выскочил из кухни в прихожую, торопливо натянул валенки, накинул на себя старую меховую отцовскую куртку, нахлобучил шапку, схватил рукавицы-шубенки и направился к выходу.
– Ты куда это?! А кушать? – остановила его мама.
– Аппетит ещё не проснулся, а к работе охота уже есть, -
ответил ей сын отцовской фразой.
– Так рано же ещё.
– Неотложные дела, – отворив двери в сени, пояснил Кондрашов, и шагнул в утреннюю мглу.
За порогом на него набросился шквальный ветер, обильно приправленный жёстким колючим снегом и сдобренный тридцатиградусным морозом. На глаза юноши сразу же навернулись слёзы. «Ого! – подумал он, пробираясь
