ногами по земле, сердце же его с <ангелами> общается на небесах и наслаждается»… О себе Сковорода говорил: «Аз о Бозе веселюсь». Если бы веселый странник по пути горнему выбрал затворничество и совершенно отрешился от мира, мы никогда бы не услышали о нем и его философии. Однако он избрал путь, который считал самым трудным и одиноким, но и самым прекрасным и радостным. Это путь учителя. «Ни один философ, ни один художник не так одинок, не так покинут на самого себя, как тот, кто учит о вечной жизни». Удел духовного учителя – внутренне умереть для мира, но деятельно жить в нем. Учить о счастье и блаженстве духа, врачевать души может только тот, кто сам очистился и достиг этого счастья, чья душа здорова. Но таких людей, не попавших в сети мира, мало. Тот, чья душа летит к небу, становится в глазах других не высоко парящим орлом, а белой вороной. И не всякий решается быть не похожим на других. Его преследуют, над ним смеются, его призывы истолковывают неверно. Чувствуется, что Сковорода писал об этом, исходя из собственного непростого опыта. Ему не раз приходилось слышать этот сладкий шепот: «Присоединяйтесь, барон, присоединяйтесь».
Но находятся в мире и те, с которыми действительно по пути. Вторя Плутарху, Сковорода прославлял дружбу. Сама христианская религия для него – это «истинная и совершенная дружба». Постоянного персонажа своих диалогов, высказывающего его собственную точку зрения, Сковорода назвал просто «Друг». «Я такой человек, что никогда не могу насытиться разговором с друзьями», – писал он своему ученику и другу Ковалинскому. Их беседа, запечатленная в письмах, сохранилась. Это растянувшийся на несколько десятков лет разговор-размышление о том, что было близко им обоим: о древней литературе, о человеке и его пути, о самом главном и сокровенном. Сковорода верил, что дружба, питаемая истинной любовью, переступает даже границы смерти. Предчувствуя свой уход, он писал дорогому другу: «Свободный от тела, я буду с тобою в памяти, в мысли, в молчаливой беседе». Среди его любимых друзей и собеседников были не только его современники. Как барон Мюнхгаузен Горина, Сковорода проводил досуг с Пифагором, Марком Аврелием, Плинием, Эпикуром, святым Павлом… Вот они, лучшие советчики и вернейшие друзья – священные книги, сохранившие в веках крупицы мудрости. «Не могу налюбоваться, как они могли быть просты, но значительны; грубы, но дружелюбны; вспыльчивы, но не злобны; ласковы, но не лукавы; сильны, но справедливы», – писал он о мудрецах древности. Сковорода сам переводил любимых философов и становился почти что их «соавтором». Его переложения – это переводы «не слов, но мыслей», диалоги и совместные размышления с философами древности. Не единожды он вставал на защиту дохристианской философии, утверждая, что она была верной служительницей истины и родившимся после создания Нового Завета есть чему поучиться у нее. Ведь Бог «есть простирающееся по всем векам, местам и тварям единство». И чтобы человечество не забывало об этом, во все времена рождались и рождаются ученые, художники, философы, учителя, которые пытливо вглядываются
