по коридору, но не услышала капризного плача – и это был добрый знак. Заглянув в комнату, я обнаружила, что дед и внучка крепко спят на кровати, и ступни Линкольна свешиваются за край матраса.
Кэти, подойдя ко мне сзади, хихикнула:
– Не знаю, кто больше рад воссоединению, Линкольн или Эмма.
Она провела меня в гостиную, и мы уселись за столик, на котором стояли две самые большие винные бутылки, какие я когда-либо видела.
– Ты пытаешься напоить меня? – засмеялась я. Она в ответ хмыкнула:
– Если тебе от этого станет легче, я просто обязана это сделать.
Мы с Кэти всегда были очень дружны. Моя мать в мои отроческие годы не очень-то баловала меня заботой и теплом, и когда я вышла замуж за Стивена и познакомилась с Кэти, это было словно глоток свежего воздуха. Она приняла меня с распростертыми объятиями и никогда меня не отталкивала. Когда она узнала о том, что я беременна Эммой, то заплакала от радости – еще более бурно, чем я сама.
– Я чувствую себя ужасно виноватой за то, что так надолго разлучила их, – сказала я, прихлебывая вино из своего бокала и глядя вдоль по коридору в сторону Эмминой комнаты.
– Милая, твоя жизнь перевернулась вверх дном. Когда происходят трагедии, в которых замешаны дети, ты не думаешь, ты просто действуешь. Ты сделала то, что считала лучшим – ты выживала. И не можешь винить себя в этом.
– Да. Но у меня возникает ощущение, что я убегала отсюда ради себя самой, а не ради Эммы. Просто все это было слишком тяжко, чтобы я могла справиться. Эмме, наверное, лучше было бы оставаться здесь. Она скучала по этому месту. – Мне на глаза навернулись слезы. – И мне следовало навещать вас с Линкольном, звонить чаще. Мне очень жаль, Кэти.
Она подалась в мою сторону, уперев локти в колени.
– А теперь послушай меня, милая. Сейчас без восемнадцати минут одиннадцать часов вечера, и прямо сейчас, в десять сорок две, ты перестаешь винить себя. Прямо сейчас, в этот момент, ты прощаешь себя. Мы с Линкольном все понимаем. Мы знаем, что тебе нужна была передышка. Не думай, что ты должна искупать какую-то там вину перед нами, потому что ты не должна.
Я вытерла несколько слезинок, выкатившихся из глаз.
– Дурацкие слезы, – засмеялась я.
– Ты знаешь, что поможет унять слезы? – спросила Кэти.
– И что же?
В ответ она налила мне еще один большой бокал вина. «Умная женщина».
Мы еще несколько часов сидели и болтали, и чем больше мы пили, тем больше смеялись. Я забыла уже, как тепло бывает от смеха. Она спросила меня о моей матери, и я, не удержавшись, сморщила нос.
– Она все еще не пришла в себя. В каком-то смысле она ходит кругами, совершая одни и те же ошибки с людьми одного и того же типа. Я гадаю, есть ли точка, после которой человек уже никогда не может вернуться к себе. Мне кажется, она всегда теперь будет такой.
– Ты любишь ее?
– Да. Даже тогда, когда мне не нравится то, что она делает.
– Тогда
