делать, господа?
– Как быть?
– Нужна новая дорога.
– Хотя эта дорога была очень важна…
Вывод
Если бы я сейчас решил написать рассказ под названием «Как я ел фрукт», то начал бы именно с этого эпизода своей жизни. Помню, мне было очень скучно и жарко. Я стоял, слегка цепляясь за щербатый угол дома крепкой молодой пятернёй, придерживая своё вертлявое неказистое тело, и мыском обуви делал подкоп под прилавком со свежей желтоглазой клубникой. Жара, стоявшая уже недели две, обратила весь город в пастбище коров, ходящих с поникшими головами, уныло смотрящих на все вокруг и друг на друга. Густой аромат клубники, нагретой на солнце, мне не нравился. Она пахла чем-то кислым, и эта кислая слизь стала скапливаться в горле. Хотелось чего-то свежего, чтобы обезвредить эту затхлую изжогу. Но отец покупал скучные зеленые яблоки, обладавшие, по его мнению, кучей витаминов. Я взглянул чуть выше своего роста и увидел фрукт странного цвета. Он был красновато-оранжевый, как закатное солнце в душные дни. По размеру больше остальных знакомых мне фруктов. Форма очень удобного ручного мяча. В нём было всё, чтобы возбудить во мне ту мечту. Даже название его было очень интимным. Мне хотелось произносить его только шёпотом и только на ушко. Запретный плод… Домой мы ушли с полной корзиной унылых, но полезных и гладких яблок. Скорее гадких.
Второй эпизод моей жизни показал бы тот замечательный апрельский день, меня длинного и немного поломанного стеснительностью подростка с первым пушком под носом. Создавалось впечатление, что организм пытался ослабить и выбить из-под моих ног и без того мизерную уверенность в себе. От моего тела вечно пахло кефиром, волосы были жирны, казалось, что я их смазываю маслом. Ну и, конечно, лицо было покрыто россыпью воспалений. Я вновь увидел его. Свой запретный плод. Он лежал один, как воин, достойный находиться в великом заслуженном одиночестве. У меня были деньги, и я мог себе его позволить. Но тут по какой-то дикой неоправданно-глупой случайности мне улыбнулась сверстница. Вечер мы провели вместе, ходили в синематограф и ели мороженое. На этом мои опыты с транжирством закончились.
И вот третий не менее грустный эпизод. Мне около тридцати. Иду домой светящимся человеком, подбадриваемый резкими порывами ветра. Он у меня в руках. Мой запретный плод. Вдыхаю его чудесный, терпкий, цитрусовый аромат. Мой слух меня подвёл. Он заставил меня услышать вопрошающий, щемящий душу плач двухлетнего ребёнка. Его мамаша кудахтала вокруг него. А детёныш старался своим резким топорным плачем пронзить матери сердце. Приближаясь к ним, внутренне обругал свою жалостливо-импульсивную натуру. Какой-то мелкий и жалкий клочок меня хотел принять участие в не менее жалкой постановке. Я протянул ему фрукт, сопроводив пояснением: «Смотри, какой красивый мячик». Малыш, подгоняемый любопытством, схватился за ещё обогретый теплотой моих жадных рук, но уже очень нужный ему необычный предмет. Он, как неуклюжий жонглёр, пытался подбрасывать его и ловить вместе с потоком воздуха в свои незрелые ладошки. Было поздно…
