руку и тяну к себе.
– Не смей! Отдай! – кричит она, сверля меня обезумевшим взглядом, но я не слушаю. Выхватив шприц, отпускаю её. Слушать эту женщину, когда она в таком состоянии, глупо.
– Это не уменьшит твою боль, мама! – кричу я, пытаясь вразумить её, но вижу, что всё бесполезно.
– Ты не понимаешь! Верни его! – Она начинает плакать, тело сотрясает паника.
Я возвращаюсь в свою комнату за телефоном и набираю номер папы.
– Ну же, ответь, – проговариваю в надежде, что он поднимет трубку. Слышу на том конце папин голос и вздыхаю с облегчением.
– Вайлет? Что-то случилось?
– Возвращайся, пап. – Он понимает всё по моему голосу и произносит:
– Я буду через двадцать минут. Присмотри за мамой и не оставляй её одну, – просит он и кладёт трубку.
Я прячу шприц в своём шкафу, чтобы мама не нашла. Собираюсь отдать его папе, чтобы он передал его маминому доктору. Плотно закрываю дверцы шкафа и возвращаюсь к ней.
Она сидит, вжавшись в угол. Мне даже на секунду кажется, что ещё немного, и она и вовсе сольётся с этой стеной, такой же белой, как и её собственная кожа.
– Мама? – зову, не спеша подходить к ней ближе, боясь напугать.
– Ты не понимаешь, Вайлет… не понимаешь. Ты ещё такой ребёнок. – Я не понимаю, к чему она это говорит. Может, бредит? Но этого не должно быть, я ведь успела отобрать шприц.
Сажусь на пол у двери, оставляя свои предположения и мысли при себе. Слежу за мамой, она ведёт себя крайне спокойно. Слышу, как открывается входная дверь и ликую в душе, понимая, что вернулся папа.
Тяжёлым шагом он поднимается по лестнице. Я встаю с пола, когда папа вбегает в комнату и, заметив маму, сбавляет шаг, медленно подходя к ней.
– Рина?
– Не зови меня так. Я запретила тебе звать меня по имени,– шепчет она, накрывая глаза худыми руками.
– Прекращай уже свои детские забавы, Рина! Это не игра!
– Я понимаю это, Сэм! Неужели ты считаешь, что я ничего не понимаю?! Вы оба, – она смотрит сначала на меня, а потом переводит взгляд на папу, – Считаете, меня полоумной и сторонитесь меня! Я вижу, как вы на меня смотрите! – Мама снова начинает плакать. Папа обнимает её, несмотря на то, что поначалу она противится.
– Я понял, Рина. Прости. Я виноват. Я не должен был говорить о Кристин…
Выхожу в коридор, прикрыв дверь в комнату родителей. Понимаю, что сейчас я там лишняя. Возвращаюсь в свою комнату и начинаю раздумывать о словах папы. Что такого он сказал о Кристин, что мама вышла из себя? Жаль, что я не слышала тот разговор, как обычно слушая музыку вместо их криков.
Сажусь за стол, и мой взгляд падает на шкаф.
– Шприц… – шепчу я и направляюсь к шкафу, когда понимаю, что тем, что расскажу папе правду об этом происшествии, могу ухудшить то, что начало строиться сейчас. И потому, поднявшись с пола, решаю не рассказывать
