умными и честными, когда они – вон что со страной устроили!
– Это не они! Это все потом!
– Ну, как же «потом», если и в 17-м году, и в Гражданскую они черт-те что выделывали!
– Только в ответ на белый террор. Знаешь, сколько честных людей ваши белые Укропы Помидорычи перевешали?
– Но это неправда. Воевать с оружием в руках в Гражданскую войну само по себе – не террор. А массовые экзекуции и пытки первыми начали именно красные. Это, можно сказать, доказано документально. Покойный Виталий Васильевич Шульгин умудрился при Советской власти на эту тему фильм снять. «Перед судом истории» называется. Я его дважды видел. Там советскому историку крыть нечем. Пыток у белых, собственно, вообще не было: вешали – и делу конец. Разве что где-нибудь на Дальнем Востоке, у барона Унгерна…
– Вот-вот! Вешали – и делу конец! Только и всего! А туда же еще – православные! Свечки ставят, кадят! А «не убий» кто сказал? Нет уж, если у человека совесть чиста – так чиста. Вот мой дед: он за всю свою жизнь ни одного человека не обидел, тем более – не убил!
От такого умопомрачительного заявления я на мгновение совершенно теряюсь и не знаю, что сказать.
– А как же он комиссаром-то был? – чувствуя, что упустил и теперь вот не понимаю чего-то очень важного, нерешительно переспрашиваю я у глашатая московского либерализма.
– Так и был, – отвечает он мне, – а почему же ему было не быть?
– Так ведь он воевал?
– Воевал!
– И в атаки ходил?
– Да. Но… – Леха уже догадывается, что, должно быть, что-то ляпнул и теперь придется выкручиваться. Только пока не сообразить, на чем же именно этот махровый энтээсовец и вообще реакционер Евдокимов решил его поймать. – Но он же командовал больше…
– То есть ты хочешь сказать, что он других посылал шашечкой махать, а сам рук в атаках не пачкал?
– Нет, но это же было не его дело. Должен же кто-то составлять план и следить за боем!
– А-а… Хорошо. Пусть так. А расстреливать в его отряде, значит, никто не расстреливал?
– Не знаю. Расстреливали, наверно. Но не он же!
– Ну, да. А пленных допрашивать красному комиссару, что же, никогда не приходилось? – уже почти кричу я.
– Приходилось, конечно.
– И что же он – после допроса – отпускал их погулять или выводил во двор и стрелял?
– Так это ж были беляки!
И тут вторично я теряю дар речи. Как это характерно! Именно, что не «белые», а – «беляки»! Это не выдумать и не сказать самому – сегодня так не говорят. Это точно переданное и такое простое словцо досталось мне сейчас от комиссара Григория Костерина, гуманиста и защитника татар, вместо девяти граммов свинца, потому что две трети века тому назад я был бы, конечно, «беляком», а его любимый внук-демократ до сих пор, оказывается, считает, что «беляки» – не люди, что это, должно быть, такие зверюшки,
