он мотнул головой, лишь почувствовал страшную боль в голени. Бестия вцепилась мне в ногу, сжав зубы мертвой хваткой, и так держала секунду или две, пока я выхватывал нож из-за пояса, а потом мотнула головой. Перед глазами вертелись красные круги, было нестерпимо больно и сквозь кровавый туман я увидел окровавленную морду с куском плоти, моей плоти, в зубах. И в эту морду, в злобный кроваво-красный глаз, я всадил свой нож, уже наполовину потеряв сознание от шока и боли. Змей распахнул пасть дыхнув на меня отвратительной гнилью и показав желтые зубы, но ни укусить, но закрыть ее не успел, рухнув на землю, истошно вереща и вращая всеми четырьмя лапами, как заводная игрушка на холостом ходу. Похоже было, что лезвие моего ножа проникло в мозг, или что там было в этой отвратительной морде? Ко мне уже подбегали люди и Добрыня отсек Змею голову одним ударом своего двуручника. Меня подняли на руки, хотя я и не просил, прижали к ноге, или тому, что от нее оставалось, какую-то тряпку и понесли в детинец. Потом Аня взяла меня за руку своей теплой ладошкой и боль стала покидать меня, но земля почему-то начала кружиться и сразу кто-то погасил свет.
Очнулся я в детинце, когда Улада бинтовала мне голень чистой тряпкой. Я повернул голову и успел увидеть, как в безумные глаза моей любимой возвращается разум. Мой взгляд отметил, как на серии моментальных фотографий: струйку крови из закушенной губы, побелевшие костяшки пальцев на судорожно сжатых руках, мертвенную бледность лица.
– Ну что ты, родная – шепнул я – Что мне, твоему мужу, какая-то жаба.
И с радостью увидел, как румянец возвращается на ее прекрасное лицо. Улада закончила бинтовать мне ногу и я увидел, что из-под серой тряпки торчат какие-то листья. Я попытался встать и заорал от боли и радости: оказывается, у меня все еще оставалась левая нога и я даже мог стоять, хотя боль была адской.
Я попытался добраться до стены, опираясь на Аню и Уладу и мне это удалось. За рекой снова прозвучал сигнал, потом другой. Там носились всадники, снова выстраиваясь в линию и я увидел белого коня и всадника на нем, проносящегося вдоль строя. Мадьяры готовились к новой атаке. За воротами Неждан строил своих ратников, выталкивая вперед тех, у кого были хорошие копья на ясеневых древках. Он увидел меня на стене, оставил своих людей на Муромца и подошел.
– Жить буду – сказал я на его немой вопрос – Где мое оружие?
– Куда ты с такой ногой? – проворчал Неждан – Ты уже сделал свое дело, Арье-Лёв. Теперь мы будем делать свое. Жаль, что давно не было дождей.
Я вопросительно посмотрел на него.
– Если попробуем отсидеться в детинце, то они сожгут Заворичи. Придется биться в поле. Ну ничего, не впервой!
И он невольно дотронулся до шрама поперек лица. Я никогда еще не слышал, чтобы немногословный сотник произносил так много фраз подряд. А теперь он явно хотел сказать еще что-то и не решался.
