есть ли у «Талема» сознание в том смысле, как его понимаем мы? Может быть, у него есть пара соображений на наш счёт, но, честное слово, я бы не хотел их знать. Скорее всего, какая-нибудь постылая чушь. Операторы общаются с ним по техническим вопросам, а разговор по душам возможен лишь с теми, кто имеет схожее с тобой восприятие мира. А что тебе расскажет «Талем»? Как ему щекотно во время чистки вентиляторов? Если его дестабилизировать сильным магнитным полем, у него возникнет реакция, напоминающая человеческую боль. Но по сути, он просто минимизирует функцию состояния. Думаю, он что-то осознаёт, но вряд ли это интересно. Он как человек в коме, который не видел ничего, кроме комы. Наличие сознание – это ещё не всё. Нам интересны биографии людей и их отношение к нам, а не сам факт их сознательности.
– А эники? Они же его порождение, так?
– Да, эники – это боты, созданные на основе нейроквантовых алгоритмов. И, в отличие от самого «Талема», у них есть биографии: их растят в среде, имитирующей человеческое общество. Поэтому их и называют NI – natural intelligence.
Ким как-то спрашивал Коня, для чего на «Талеме» нужны эники. На фоне других сотрудников базы они казались существами слишком независимыми и позволяли себе сентенции, которые невозможно было представить в исполнении, например, Фольшойера. В самой природе эников было что-то противоречащее строгому укладу талемской жизни, и тем не менее, они являлись Киму и говорили с ним о вещах, которые не с кем было больше обсудить, разве что с психологом. «Они похожи на ячейку вольнодумцев», – сказал тогда Ким с насмешкой, а Конь пустился в длинные рассуждения о природе эников. Ким понял лишь, что эники – такой же экспериментальный продукт, как и он сам. Они должны будоражить сознание перцептора, чтобы тот не сошёл с ума от длительной изоляции и не потерял своё главное оружие – фокус сознания. Эники с их вымышленными биографиями были стерильным инструментами, и всё вольнодумие, по большому счёту, оставалось лишь игрой.
– Эники сознательные? – спросил Ким.
– Ну, спроси их. Ты же живёшь с этой… как её… Одри?
– А как узнать, что кто-то сознаёт себя?
Конь пожал плечами:
– Никак. Это просто чувствуется по поведению.
– Одри актриса. Как мне понять, она в самом деле ощущает или просто играет?
– С актрисами же всегда так, – заключил Конь, ёжась. – Чёрт их знает, где они играют, а где правду говорят. Слушай, я замёрз. Может, зайдёшь?
– Спасибо, – мотнул головой Ким. – Я вдоль берега пройдусь.
Шагая по мокрому песку, Ким думал об Одри и той тоске, которая иногда проскальзывала сквозь её игру. Тоске от того, что она так и останется куклой для очередного заключённого «Талема». Она ощущала себя узником трудового лагеря, где отбывала бессрочную повинность.
Или это лишь явление переноса, как его называла Ирина Ивановна? Не Одри ощущает себя в лагере, а сам Ким.
Глава 5. Жемчугов
– Жемчугов, заместитель министра информационной безопасности, – огласил Виноградов с порога. –
