убежать невозможно, то остается только одно – сдохнуть. И вы бы хотели умереть геройской смертью, вы мечтали о подвигах и тому подобной ерунде, но и это тут невозможно. Все, что вас ждет, это мучительный конец от сил врага, с которым вы даже не представляете, как нужно сражаться. Вы – пушечное мясо, вы – обычная затычка, которой заткнули образовавшийся проем в стене, и как только вы сдадитесь под напором с другой стороны, на ваше место тут же поставят новую затычку, а потом еще и еще. И даже после всего этого, вы все еще не понимаете.
– Хорошо, простите, – смущенно согласилась я, видя, какую боль доставляют эти воспоминания сидевшему напротив мужчине.
– О, бросьте, вам не за что просить прощения. Вы просто она из тех многих, кто живет по ту сторону благополучия. И вам следовало бы ценить такую вот свою жизнь.
– Я правильно понимаю, что мы с вами призваны убрать это самое деление на стороны? Ведь так?
– О да, мадам, оно определенно исчезнет, как только все всплывет наружу, – ответил он, улыбнувшись.
– Продолжайте, пожалуйста. Расскажите поподробнее о вашей службе, о войне в целом. Чем больше подробностей, тем лучше.
Он отпил из своего стакана и, наконец, откинулся на спинку стула, пожалуй, впервые с нашего знакомства, ослабив бдительность, как если бы он окончательно убедился в безопасности.
– Все шло своим чередом, люди гибли десятками тысяч, даже сотнями. Из всего моего призыва, в котором было тысячу молодых солдат, осталось полтора десятка человек. Пятнадцать благословенных. Вас задевает это слово?
– Нисколько, – ответила я, солгав.
– Врете, – сказал он, улыбнувшись, – вы ведь современная леди, все атрибуты успешной женщины… Я ни за что не поверю, что вы – сектантка.
– Действительно, я законная атеистка. Но это же не означает, что я слепа.
– Да уж, – выдохнул он, усмехнувшись так, будто вспомнив что-то забавное, – на войне многие прозрели. Только там, где ты не знаешь, чего ждать от следующего часа, ты открываешь свою истинную суть. Скажем так, гораздо проще думать, что за тобой кто-то следит, кто-то могущественный и заботливый. Так проще жить. А как еще объяснить то, что я жив? Я не могу найти научного объяснения этому.
– Везение? – предположила я.
– Один раз – да. Два раза – возможно. Но когда ты должен был сгинуть уже сотню-другую раз… В общем, ладно, каждый прозревает в свое время. Хотя сейчас это приходится делать по-тихому, чтобы никто не заметил. Прошел год. За это время наметились серьезные сдвижки. У нас появилось оружие, и теперь солдаты хотя бы могли защитить себя. Это становилось хотя бы похоже на войну, и переставало быть аннигиляцией одной стороной другой.
– Расскажите поподробнее о враге, – задала я наводящий вопрос, – о машинах, об искусственном интеллекте…
– Мы называли ее ИРМА. Искусственное
