бороду, в очередной раз жадно затянувшись.
– Это что еще за бред? – спросил сидевший рядом с ним мужчина, поежившись от нового порыва ветра снаружи палатки, – откуда ты это взял?
Мужчина с трубкой в губах задумчиво пожал плечами.
– Только что придумал. А что, разве это не так?
– Нет, дурья твоя башка, не так, – ответил дрожавший на холоде, еще сильнее укутавшись в полосатый халат с шерстяным воротом, – весь мир – вода. И вся его жизнь зависит только от воды.
Сидевший рядом с уснувшим, высокий и худой мужчина в пробковом шлеме и самолетных очках, спущенных сейчас на тонкую и длинную шею, так же задумчиво покачал головой.
– Вы оба правы, – сказал он, – мир многогранен. И ты, Ганс, мыслишь верно. Без воды ничего бы не было. Но даже океану нужно дно, чтобы быть океаном, верно? А значит и Питер тоже прав.
Ганс снова поежился, попытавшись уловить носом частички выдыхаемого соседом дыма.
– Это все потому, что у тебя нет собственного мнения, – сказал он, презрительно глядя на мужчину в каске, – да, Гораций, ты – человек без собственного мнения. Именно поэтому у тебя все правы.
– Отчасти ты прав, – ответил Гораций, сняв каску и протерев грязным носовым платком вспотевший под ней лоб, – только лишь отчасти.
– Ну вот видишь. Опять я прав. Хотя эти мои слова должны были тебя, вроде как, оскорбить. Но потому, что у тебя нет никакой своей точки зрения, ты говоришь, что даже в этом своем оскорбительном мнении я прав.
– Сдается мне, мой друг, что ты путаешь мой кругозор с твоей точкой зрения.
– Нам не следует обвинять Горация в том, в чем мы сами повинны не меньше, – сказал еще один мужчина, грея вытянутые вперед руки над дрожавшим огоньком, казавшимся сейчас холодным.
– Поясни, – настороженно сказал Ганс.
– Это требует какого-то пояснения? – ответил он напряженным полушепотом, – я думал, что все и так на поверхности. Или кто-то еще сомневается в обреченности этого нашего предприятия.
– Не нужно так, – сказал Гораций, потупив взгляд.
– Это почему же? Разве уплаченный нам аванс предполагал молчание? Или может быть беспрекословное подчинение?
– Уважение, – сказал Питер, все так же не отводя застывшего взгляда от пламени.
– Не нужно это сюда примешивать. Может быть, как раз уважения нам и не достает. Мы не уважаем его, поэтому и позволяем губить собственную жизнь. А заодно и наши тоже.
– Напомни, – сказал Ганс, щелкнув пальцами, как бы припоминая что-то очень давнее, – тебя кто-то заставлял идти?
– Ты не о том сейчас говоришь. Я пошел за ним искренне и без зазрения совести, пусть даже его мотивы ни коим образом не вяжутся с религией моих родителей. Я говорю о том, что, может быть, пришло время признать очевидные вещи. Или для этого нужно еще несколько месяцев? Я только об этом.
– Ты ведь и аванс потребовал, – будто не услышав его, закончил предыдущую фразу Ганс.
На несколько долгих секунд в тесной палатке воцарилось молчание. В такой атмосфере тишины и напряжения гудевший за стенами ветер казался чем-то страшным и огромным, грозящим поднять их всех вместе с палаткой, будто пушинку, и зашвырнуть так далеко, как только возможно.
– Он прав, – нарушил молчание Питер, все так же глядя в пламя и вдыхая очередную порцию ускользающего в сквозняке дыма.
– Что, прости? – удивленно переспросил Ганс.
– Я говорю, что, как бы это было не абсурдно признавать, но, возможно, Людвиг, отчасти, прав.
– И ты туда же? – Ганс удивленно отпрянул от соседа, не веря собственным ушам, – с чего это вдруг?
Питер пожал плечами и снова погладил спутавшуюся бороду. Очередной порыв застенного ветра, казалось, был самым слабым из всех предыдущих.
– Хотя бы с того, что мы заблудились восемь дней назад, – сказал он безразлично.
– Как заблудились? – удивился Гораций, вновь протирая высокий лоб грязным платком.
– А вот так. Заблудились. Никаких ориентиров из его карт не было уже больше недели. Мы трижды проходили это место. Причем дважды останавливались тут на ночлег.
– И ты все это время молчал? – спросил Ганс, придвинувшись обратно вплотную к соседу.
– Ну, я думал, что раз он так уверенно идет по этому маршруту, то так оно и было нужно.
– Ты абсолютный болван, – взмахнув руками от разочарования, ответил Ганс.
– Спросил бы у него самого, – сказал Людвиг, слегка повысив голос, – чего же ты не спросил? Может быть это бы помогло
