семью и таких же мастеров от синих. Тогда он отдал за обжиг остатки своей жизни. Зачем, почему именно зверя, спутника – никто не знал. Мог ведь, как в сказках, лампу с одноразовым демоном создать.
Как бы то ни было, нынче полновесным Мастером считается только тот, кто может создать живое. Пусть даже ты потом всю жизнь будешь ожерелья вечной молодости для дам клепать. Главное – можешь.
Вот сейчас и я стоял перед главным испытанием для Гончара.
Мастера здесь нужны были не только, чтобы оценить результат. Они с помощью амулетов ускоряли сушку глины до того, что все изготовление керамика (вымешивание глины, лепка, долгая сушка и обжиг) можно было совершить за одну ночь.
Мне указали на стол. Там лежал комок белой глины и серебряный нож.
– Васик Левский, вы осознаете риск для вашего здоровья при создании живого керамика?
– Да.
– Васик Левский, вы принимаете ответственность за одушевленного керамика, созданного вами?
– Да.
– Готовы ли пролить кровь?
– Да.
– Ну-с, обязательные вопросы закончились, – мастер Джаред обратился к мастерам-экзаменаторам. – Кого он должен создать?
Самый молодой из четверых подошёл ко мне и с интересом всмотрелся в мое лицо.
– Создайте нам мотылька. Светящегося. Пусть он… ну, скажем, ищет живых людей в заданном пространстве.
Я сглотнул. Светящегося мотылька, который будет искать тепло? Мотылек должен лететь на огонь и тепло, а раз он светится, то куда он будет лететь и есть ли ему смысл лететь вообще?
– Не усложняйте, – хмыкнул другой мастер, – просто делайте.
Я подошёл к столу, взял нож и полоснул себя по запястью. На глину пролилась кровь и рана тут же закрылась, оставив тонкий нитевидный след, теряющийся среди десятков таких же нитей. Но я их уже и не видел: линии боли превращались в линии силы и текли сквозь пальцы.
Глина в моих руках. Моя кровь и душа. Сознание где-то глубоко в мире, где нет времени, где микромир существует как модель вселенной. Меня затягивает в привычную эйфорию созидания. Я удерживаю перед глазами образ маленького крылатого существа, простого и уязвимого, внимательно рассматриваю каждую ворсинку на крыльях, усики, глаза – и отпускаю образ.
Глина под моими пальцами обретает форму.
Я вынырнул из липкого экстаза, и услышал довольные слова одного из мастеров:
– Неплохо.
– А теперь отойдите от стола, Левский.
Я с трудом встал и отполз к стене. Они направили на стол странного вида раструбы, и вокруг мотылька образовалась сфера измененного времени. Знал я про такие штуки, но видел – первый раз. Спустя пару минут для куска глины прошло несколько дней.
– Теперь обжиг, молодой человек, – холодно сказал один из них.
Я
