Говорили, их цвет зависел от стихии, которой подчинялся дар, но спрашивать об этом напрямую считалось неприличным. Вернее, очень личным, почти интимным. Никто же не спрашивает у девушек размер верхнего обхвата, за такое нахальство можно и по физиономии получить. В случае с магией у северян происходила похожая история.
Осенью мне пришлось переводить азрийский манускрипт в паре с северянкой Рэдмин. Я так отчаянно старалась не таращиться на огненно-рыжие полоски в ее темной шевелюре, что в итоге все время таращилась. Она не осталась в долгу и без стеснения рассмотрела горящую у меня под кожей обручальную нить.
– Было больно завязывать? – громко спросила она, наплевав, что в библиотеке можно разговаривать только уважительным шепотом, а еще лучше – языком жестов. И уж точно не стоило осквернять резковатым северным акцентом святую тишину этого храма старинных фолиантов! В трети из них рассказывалось о большой магической войне с Норсентом, случившейся чуть больше века назад.
– Да, – неожиданно для себя призналась я, не отрывая взгляда от словаря.
– Говорят, это дурная примета, – добавила она, видимо, из любопытства посмотреть на мою реакцию.
– Люди вообще часто говорят чушь. – Я дернула плечом и кивнула: – Ты будешь переводить свою часть или мне все сделать самой?..
Голос ректорской племянницы вернул меня в реальность, на шумный бал, где Алекс выкинул очередной фортель.
– Слышала, парни с факультета высшей магии снова на кого-то поспорили, – злословила она. – Уверена, Александр целует эту голодранку ради выигрыша!
– Думаете, собирается соблазнить?! – с восторгом подхватила одна из ее подружек. Странно, как не взвизгнула.
И что-то – прости господи! – так задрали дурацкими сплетнями…
– Эй! Гвендолен! – резко окликнула я, не в силах слушать скудоумное перешептывание.
Она как ни в чем не бывало обернулась и даже состроила удивленный вид, будто только-только меня заметила.
– Что тебе, Шарлотта?
– Перестань нести в мир чушь и займись своими делами, – посоветовала я. – У тебя их всегда очень много.
Лед в моем голосе можно было дробить в крошево и раскладывать по небьющимся бокалам, в которых на балу подавали дрянной сладкий пунш. Его пили только непуганые первокурсники. Третий год пошел, как я по незнанию попробовала, и до сих пор вспоминаю с содроганием.
– Мне кажется, я сейчас как раз занимаюсь своими делами, – ехидно улыбнулась Гвендолен.
– Выходит, ты считала себя подружкой Алекса, а он забыл сказать, что вы расстались? Может, записку прислал, но ты пропустила? – не обращая внимания на то, что она пошла красными пятнами, продолжала я. – Почтовую шкатулку с утра проверила?
– Не пойму, Тэйр, тебе нравится наблюдать, как жених целует голь подзаборную?
– Целуй он тебя, все было бы в порядке? – задала
