в зажаренном виде. Может быть, готовили к ритуальному съедению? Позже мы выяснили, что эти индейцы – вовсе не людоеды. А к съедению они готовили совсем не нас. Индейцы собирались приготовить своё любимое блюдо – изжарить несколько собак. Но мы тогда этого не знали.
Надо было действовать, на что-то решаться. Рядом со мной сидел мой приятель Джордж Кинен, тоже ирландец. Он сохранил в своём мешке маленькую деревянную флейту. Мы выскочили на середину площадки, и Джордж заиграл на флейте. А я – умирать, так умирать – пустился в пляс, выбивая пятками джигу. Мной овладело отчаянное чувство безрассудства. Надо опробовать танец на этой дикой аудитории. Никогда прежде мне не приходилось танцевать с такой страстью, с таким огнём и в таком темпе. Туземцы сохранили на мне часть одежды: широкие матросские брюки, рубашку с открытым воротом и матросские ботинки. Это был военный танец. Я чувствовал себя воином, идущим в последний бой.
Туземцы были покорены отчаянным ирландским танцем
Джига сработала. Туземцы, не видевшие раньше ничего подобного, сначала онемели. Некоторые даже немного испугались грохота моих каблуков по деревянному помосту. Потом стали одобрительно ухать, топать ногами и трясти копьями в такт музыке. Раздалось одобрительное кудахтанье. Туземцы были покорены отчаянным ирландским танцем. Нас окружили, принялись разглядывать и ощупывать. Вождь племени из всех товарищей по несчастью выбрал меня с Джорджем – нас приняли с гостеприимством и добротой. Оказалось, моя находчивость спасла всех шестерых пленённых матросов. Дальше пошло как по писаному.
Вначале мы прошли обряд инициации: нас подвергли длительной и мучительной процедуре татуировки, которую выполняли женщины-татуировщицы, лучшие специалисты острова.
Рисунок состоял из сложнейших узоров и орнаментов, наносимых на тело с большим вкусом и точностью. У мужчин на этом острове узоры были только на руках и ногах. «Дамы» были разрисованы гораздо плотнее: татуировка покрывала их ноги, низ живота и наиболее укромные части тела. Этим ремеслом занимались исключительно женщины. Они наносили рисунок острым шипом какого-то растения. Шип закреплялся на костяной рукоятке. Его конец смачивали чернилами – смесью растёртого ореха и кокосового масла – и забивали в кожу ударами деревянной палки.
Я собрал в кулак всю свою силу воли и, стиснув зубы, мужественно переносил ужасное испытание. Джордж, наоборот, кричал, ругался, проклинал туземцев, желал своим мучительницам всевозможных видов кровавой гибели. Он умолял провидение, чтобы землетрясение погрузило этот ужасный остров в пучину моря, чтобы экипажи сорока шлюпок с эскадры военных судов поймали и посадили зарвавшихся дикарей, мучающих королевских подданных. Это очень развлекало женщин. Они смеялись, передразнивали Джорджа, подражали нервному подергиванию его рук и неприличным жестам. По прошествии ещё долгого времени его дразнили: «Нарлик-а-нутт
