сделать – это научить Миллину принимать ее изолированность как данность. Не смотрите на меня так яростно, Делоре. Я всего лишь говорю вам правду.
Глаза Делоре широко раскрылись.
– Если вы… – начала она.
– Я знаю свои обязанности, и мое сердце не изо льда, Делоре. Я не позволю детям унижать вашу дочь. Но я не могу заставить их играть с нею.
– То есть вы намерены оставить все как есть? – ледяным тоном осведомилась Делоре.
Никаэла развела руками.
– Мы ничего не можем сделать.
– Вот как. Однако же у меня есть подозрение, что сложившаяся ситуация – это как раз результат ваших действий, – процедила Делоре.
Никаэла изогнула четко очерченную бровь.
– Что вы хотите этим сказать?
Голос Делоре был полон гнева:
– А то, что дети повторяют за взрослыми.
Никаэла сняла очки и, прищурившись, посмотрела на Делоре.
– Серьезное обвинение, Делоре. И несправедливое. Могу вас заверить, что сама идея, что кто-то – я или воспитатели – специально настраивает детей против вашей дочери, абсолютно абсурдна.
– А если не специально – то это уже не считается? Кроме того, у этих детей есть родители, за которых вы отвечать не можете.
– Вот именно – я не отвечаю за них. Делоре, вы решили предъявить все претензии к нашему городу лично мне? Я понимаю, что вас распирает обида, но…
Делоре посмотрела в лицо Никаэлы – еще спокойное, но уже с проступающим на нем негодованием. Да, сейчас будто бы весь город воплотился для нее в одной Никаэле, обычно безмятежно-спокойной, всегда немного сонной на вид, сквозь бесчувствие которой Делоре пробивалась три года детства и так и не смогла его преодолеть: упругое, словно резина, оно натягивалось под ее напором, но не рвалось. Некоторое время Делоре считала свою безответную симпатию к воспитательнице взаимной… До того летнего утра, когда, рассеянно улыбаясь, Никаэла произнесла: «Я устала от тебя. Избавлюсь при первой же возможности». Просто мысль, которая не должна была быть озвучена, но выскользнула. Возможно, Делоре следовало просто прикинуться глухой.
– Раз уж сегодня вас распирает искренность, ответьте мне на один вопрос, Никаэла: вся эта враждебность ко мне связана с тем, что у меня фиолетовые глаза?
Никаэла замерла, положив руки перед собой, ладонями вниз. На мизинце тускло блестело серебряное колечко.
– Почему вы молчите? Вы знаете ответ. Я попала в точку? Все ваши… причины – это глупое суеверие? Да или нет? Да – или нет?
Аккуратно сжав дужки указательными и большими пальцами, Никаэла подняла висящие на серебристой цепочке очки и водрузила их на нос. Когда ее голос зазвучал, Делоре поразилась произошедшей в нем перемене. Он был так холоден, что мог заморозить.
– Не притворяйтесь жертвой, Делоре. Уж кем, а жертвой вас точно не назвать. Скорее наоборот. Солнца ваша
