пускали Делоре назад. Это нелепо, смешно: даже его желтая кружка с нарисованной на ней дурацкой рожицей, стоящая в кухонном шкафу, заставляет ее оставаться в этом захолустном городишке, спящем дни напролет.
Какая же тоска, и как избавиться от нее… неужели закончится когда-то? Не верится. Делоре дотронулась до висков, показавшихся ей чуть припухшими на ощупь. В голове пошевелилась боль, еще дремлющая, свернувшаяся тугим узлом, но уже готовая расправить кольца своего длинного тела.
Слева от нее потянулась синяя ограда, и Делоре внутренне напряглась. Хватит, Делоре, глупо, ты уже взрослая, как ты можешь бояться детей? Она усмехнулась, удивляясь сама себе, но ее взгляд остался холодным и настороженным.
Она раскрыла калитку и отстранилась. Милли не трогалась с места до тех пор, пока Делоре не подтолкнула ее в спину. Они опоздали. Дети уже позавтракали и вышли на прогулку. Отсюда Делоре и Милли не могли их видеть, но слышали их голоса: вскрики и обрывки фраз. Делоре не знала, почему от этих звуков в ее пальцах возникает дрожь.
– Милли, – сказала Делоре, приглушив голос. – Они… другие дети говорят тебе что-нибудь?
– Нет. Они не разговаривают со мной.
Делоре только кивнула и бесстрастно сжала губы. Надо что-то делать с этим. Но что?
Вот и площадка. Делоре с равнодушной вежливостью поздоровалась с воспитательницей, отпустила руку Милли и сразу пошла прочь. Все же оглянулась – нахохленная, как воробей, Милли в одиночестве сидела на скамейке, уставившись в собственные коленки. «Мы должны уехать, – подумала Делоре. – Следует решиться как возможно скорее». Знакомые слова со знакомыми интонациями зазвенели среди ровного гула, но Делоре знала, что это только воспоминания.
С каждым шагом, отдаляющим ее от садика, она приближалась к спокойствию. Она попыталась увидеть себя со стороны: одинокая женщина, идущая по безлюдной улице сквозь холодный октябрь. Она одета в изумрудно-зеленое пальто, которое облегает ее плотно, как панцирь. Ее волосы (каштановые, такого темного оттенка, что при некотором освещении они кажутся черными) слегка растрепаны, но только слегка. Она немного сутулится, сейчас, когда никто не видит ее. На ее лице непроницаемое выражение – невозможно угадать, о чем она думает. Хотя угадывать все равно некому. И незачем.
К тому времени, как она дошла до библиотеки, ей удалось взять себя в руки. Это только мутный период, который она как-нибудь переживет – куда ей деваться. Только период. Стоя на крыльце, Делоре дотронулась кончиками пальцев до выкрашенной коричневой краской деревянной двери. Шероховато и холодно. Вот настоящее ощущение и вот – реальность. А все, что в голове, – лишь призраки. Нельзя подчинять себя тому, что даже не существует.
Делоре вошла, и дверь тихо скрипнула, закрываясь за ней. На секунду грудь снова сдавило уныние («Что я делаю здесь?»). Она сняла уличную обувь, надела черные босоножки, повесила пальто в шкаф. Затем прошла в зал библиотеки. Там было сумрачно и неуютно. Пахло книжной пылью.
Из-за стеллажа появилась Селла с зеленым электрическим чайником
