нейронных процессорах, которые были способны улавливать различные запахи. Помимо запахов дыма, пороха и других взрывчатых веществ, он умел определять запахи еды и табака. И в отчёте также указывалось, где, когда и во сколько происходил приём пищи водителем, и опять же, великое счастье, если это было не во время движения, а также количество выкуренных в кабине сигарет. Но тут уже на поблажки рассчитывать не приходилось, курение в общественных местах, а трамвай как раз является таковым, было запрещено Федеральным законом. В первые полгода работы на новом вагоне предупредительные талоны водителей летали, словно птицы, на стол начальству. Из такого их количества можно было соорудить приличный карточный домик. Но потом желание работать в удобстве и комфорте взяло верх, и дисциплина пошла на улучшение.
Был случай, когда «трёхсотый» даже спас жизнь водителю, почуяв предынфарктное состояние в его учащённом пульсе, и прекратил движение, выдав надпись «Тревога» на экране. Пассажиры, видя начавшего терять сознание водителя, вызвали скорую помощь, предотвратив тем самым беду. Если у читателя возникнет вопрос, каким образом медицинские работники попали в кабину, запертую изнутри, и как вагон мог поставить диагноз, я с удовольствием поясню, что на дверях кабины не было никаких щеколд, задвижек и замков. Вернее, замок был, но открывался и закрывался он при помощи пластиковой карты, находящейся у водителя. А в экстремальных ситуациях – таких, как пожар или, не дай Бог, несчастный случай или смерть водителя во время работы, – программа давала команду на автоматическое открывание дверей. А что касается пульса, то всем работникам, которым выпадала смена на новом вагоне, на запястье левой руки надевался специальный браслет до конца рабочего дня. И всё было хорошо и замечательно, но, как гласит известная русская поговорка, не всё коту масленица.
Во втором полугодии чувство блаженства, счастья и эйфории от работы на новом вагоне стало потихоньку пропадать. Некогда любившие его водители начали опасаться своего кумира. Боялись не самого вагона, а его чрезмерного ума, пусть даже и электронного. Стало казаться, что трамвай живёт своей собственной жизнью и принимает самостоятельные решения, не всегда совпадающие с мнением вожатого. Началось всё с банальных мелочей. Мог упорно включаться дальний свет фар вместо ближнего, несмотря на то, что положение выключателя говорило об обратном, мог сам по себе раздаться звуковой сигнал во время движения, хотя водитель точно знал и готов был поклясться, что не нажимал на него. Самовольно мог посыпаться песок на рельсы, когда в нём не было никакой необходимости, и наоборот, могло не упасть ни одной песчинки во время юза, а только раздавался звук, свидетельствующий о том, что этот песок якобы поступает. Поначалу все эти мелочи всерьёз не воспринимались, но, когда трамвай вошёл во вкус и начал творить более немыслимые вещи, беспокойство охватило практически весь штат водителей.
Случай, произошедший десятого
