мне другое скажите! – продолжал храбрый Александр Иванович. – Вы видели самолёт, который давеча пролетал?
Алексей Трифонович вспомнил, что действительно прилетал недавно кукурузник – наверное, из районной больницы срочно отправили кого-то в город.
– Я за этим самолётом долго наблюдал… – перебил его Александр Иванович, – он полетел вот туда, точно на север. И, насколько я мог видеть, нигде не совершал посадки. Я думаю, он полетел прямо в Воркуту.
– Господи, он совсем сбалбесился с этой Воркутой, – пробурчала старушка достаточно громко, но муж её или сделал вид, или действительно не услышал, потому что продолжал как ни в чём не бывало:
– Да, Воркута… Дала она мне прикурить. Семь лет я там отдубасил на воркутском механическом заводе. Чего только не делали. Вращающиеся печи Смита – знаешь, что это такое? Вот такая махина: сорок метров длиной, два метра в диаметре – и всё на клёпке. Заклёпки вот такие – в палец толщиной. Можешь себе представить, милый человек, какой в цехе гром и звон стоял. Там и остался мой острый слух…
– Ладно, хватит тебе с этой Воркутой! – прервала его жена. – Сорок лет скрывал, а теперь каждому встречному рассказываешь. Это было давно. А Алексею Трифоновичу некогда слушать. Правда Алексей Трифонович? Ты, наверное, по делу пришёл?
– Да нет, я не спешу. А вообще-то, Катерина, дай на бутылку, если можно.
– Алексей Трифонович, у меня деньги только на сено и на отходы2, знаешь, как я их берегу!
– Да знаю. Ну, всего-то на бутылочку. Дай уж четырнадцать тысяч.
– Если б я знала, что пенсию скоро принесут, а то мы за сентябрь ещё не получали, и не известно, когда будет.
– Мы за август не получили. А так разве б я к тебе пришёл?
У тёти Кати на лице выразилась мука:
– Алексей Трифонович, четырнадцать тысяч я дам, но уж ты постарайся, чтобы Сашка сено привёз.
– Привезёт, ети его. Даже, если не дашь денег, всё равно привезёт. Разве ж я поэтому… Ух, – он махнул рукой, не в силах выразить своей готовности расшибиться в пыль ради неё с Александром Ивановичем.
Старушка стряхнула с ног сапоги и пошла в дом – ростом с воробья, одежды на ней больше, чем плоти.
А Александр Иванович продолжал:
– Да, Воркута! Наложила она на меня печать. Был у нас там один деятель – генерал Приморский… Нет не так… При… При… Вот чёрт, забыл… Ну бог с ним. Одним словом, большой начальник – занимался эвакуацией трофеев. Можешь себе представить, милый человек, сколько этих трофеев к его рукам прилипло! Когда его арестовали, два дня из дома барахло возили. Да, милый человек, на грузовиках как из магазина. Ага… Я его как-то спросил… Э-э-э. Подожди, как же его звали? Так… Геннадий Александрович? Нет не Геннадий… – Александр Иванович опять стал жевать беззубым ртом, но ничего не вспомнил. – Ну неважно! Я его спрашиваю: «Правда, что у вас при обыске двести пар ботинок нашли и восемьдесят костюмов? Зачем вам столько?» А он фыркнул как кот: «Дурак! Ты повращайся там, где
В селе так коротко называют зерноотходы, то есть смесь целого и битого зерна с половой, остающаяся после обработки зерна на току.
