на меня в детстве большое впечатление. И не только своей замечательной, эзотерической живописью, но и своей жизнью. С Гогеном его связывали почти такие же сложные отношения, как меня с Полом, только они жили на Земле сто лет до нас. Любовь и соперничество, причем Гоген, конечно, не был соперником Ван Гогу – кишка тонка! Ну, положим, я бы не стал Пола целовать, хотя удобных случаев было предостаточно, особенно во время турне, когда мы делили тесные каморки, а бедный Винсент поцеловал-таки своего Пола. Вообще, для того, чтобы что-то такое особенное почувствовать к представителю своего пола (опять этот Пол, всюду-то он пролезает!), нужно обладать незаурядной фантазией. По крайней мере, мне так кажется. Когда я впервые прочитал его биографию лет в тринадцать, вопрос о его неординарной сексуальности заинтересовал меня не меньше его картин. Гоген, как все примитивные натуры, ничего не мог в этом понять и просто сбежал как раз в тот момент, когда самое интересное приключение в его жизни только-только начиналось. И нет никакого сомнения, что наш сверхразумный, тоже между прочим склонный к простым решениям Пол поступил бы в похожей ситуации точно так же. Здесь даже не было смысла пробовать. Вот потом, с Джессе, я дал себе волю, но все равно ничего так и не вышло. Да и потом, я был сильно выпивши (вши и блохи) и буянил вовсю, потому что Йоко была далеко и остановить меня было некому. Мэй всем хороша, но ей со мной не справиться. Она из другого материала, чем Йоко. В ней нет того стержня, она вся мягкая, а меня надо «держать»! Надо быть сильной.
Но вернемся к нашим баранам – они уже давно блеют.
С Брайаном было интересно прежде всего потому, что он был голубой. Было где разгуляться воображению. Вот он посмотрел на меня как-то искоса – о чем он подумал? О сексе? Или это был взгляд просто так? Потом в Испании мы играли с ним в игру – кто из прохожих ему бы подошел для развлечения, а кто нет и почему. Мы сидели в уличном кафе и разглядывали и обсуждали всех мужиков, попадавших в поле нашего зрения. Это было совсем так, как мужской разговор о бабах, с той только разницей, что роль баб исполняли в тот раз мужики. В этом было нечто пикантное, но до конца проникнуться голубой жизненной философией я все-таки не смог. Ни тогда, ни потом. Хотя соблазн иной раз витал совсем рядом.
Да, вот мой Фред… Что-то из него выйдет? Лакомый кусочек, а достанется он какой-нибудь вертихвостке, разбитной бабенке, которая раздобреет к сорока и будет весить центнер, как Элвис. Как бы то ни было, приятно иметь поблизости симпатичного парня, у которого все еще впереди.
Сейчас забавно вспоминать, как нас допекали в этой самой свободной в мире стране в начале 70-х. Расцвет кондового никсонизма, черные «фольксвагены» и «форды», преследующие нас совсем не скрываясь, очень хорошо заметное прослушивание всех телефонных разговоров, незнакомцы, «по ошибке» звонящие по нескольку раз в день… Меня с Йоко это прямо достало, до наших печенок они добрались, гады гуверовские! Но и Гувер оказался не вечен. А потом,
