style="font-size:15px;"> Разведка вскоре доложила, что слева есть дорога, ведущая через ущелье, по которому можно пройти и, обойдя засаду, двигаться до намеченного пункта.
– Рискну – решил Капитан – а надо будет – отвечу.
До ущелья было около часа ходьбы. Бойцы добрались до него благополучно. Но разведка проверила склоны гор небрежно. Все как один по узкой тропе солдаты длинной цепочкой спустились в ущелье. И тут грянул взрыв, за ним второй, третий… Затрещали пулеметы, раздались одиночные автоматные выстрелы.
Рядом с ротным разорвалась граната. Капитан, упав на камни, потерял сознание. Очнулся только тогда, когда в "вертушки" грузили убитых и раненых. Сам Александр был практически цел, только на левой руке осколком гранаты ему оторвало мизинец и безымянный палец. Сколько продолжался бой Чернов не знал. Из сто пятнадцати солдат его роты в живых осталось восемнадцать человек. Все были тяжело раненые. По дороге в госпиталь скончались еще два бойца.
В госпитале он был недолго – легкая контузия без серьезных последствий для здоровья. Потом был трибунал, на котором капитану Чернову за нарушение приказа, приведшее к гибели роты, согласно Конституции СССР, присудили высшую меру наказания – расстрел.
В случившемся был виноват комбат, да и погибшие разведчики, небрежно проверившие склоны гор, были виновны не меньше. Но, как командир, Чернов считал именно себя виноватым в происшедшем. Бывший ротный мужественно воспринял свой приговор и писать в высшие судебные инстанции прошение о помиловании не стал. Непоправимость случившегося ввергла Александра в страшное отчаяние. Ему было обидно не за себя – он презирал смерть. Ему было бы легко, если бы он был прав и умирал за правду, справедливость, если бы знал, что правда за ним. У капитана болела душа за то горе, которое он причинил людям: матерям, отцам, детям, невестам и женам, погибших солдат, которых он хотел спасти от верной, как ему казалось, гибели; Родине, которую он горячо любил, которая по его вине лишилась целой роты молодых и здоровых парней; своим лично родителям и горячо любимой жене, которая вот уже почти четыре года растит одна его дочь, дочь, которую он ни разу не видел и никогда не увидит, дочь, которая никогда не будет гордиться своим отцом. Перед родителями, женой и боевыми друзьями Чернову было очень стыдно. До слез было жалко погибших солдат – его подчиненных, которые очень его любили и уважали, с которыми он прошел огонь и воду, которых не раз спасал от смерти и был не раз спасен ими, с которыми делил последние патроны в бою и краюшку хлеба.
На суде выяснилось, что комбат, ругаясь с Черновым по рации, просто погорячился. Остыв после неприятного разговора, он немедленно отправил вертолеты на помощь воюющей роте.
Уничтожив огневые позиции "духов", "вертушки" поднялись на оптимальную высоту и полетели левее уничтоженных позиций. Пролетев над ущельем, в котором затихал злополучный бой роты капитана Чернова, летчики обнаружили трупы погибших солдат. При виде внезапно появившейся авиации, душманы
