завалена мусором и кишела итальянскими сорванцами, с воплями носившимися туда-сюда подобно черноглазым бесенятам. Однако мне доводилось оказываться с этой машиной и в местах похуже. Например, в ту ночь, когда я преследовал двухместный «пирс-арроу» молодого Грейвса. Он удирал от меня с зажатым между колен портфелем изумрудов через весь округ Пайк, от самого Нью-Милфорда. Вверх-вниз по горам, в грязи по колено, в самый скверный дождь, какой я только видывал. Вульф требовал отгонять машину в ремонт при появлении малейшей царапины, дабы родстер всегда выглядел как новенький. И в этом я, естественно, полностью его поддерживал.
Перед нами был обычный пансион, каких много. По той или иной причине все они одинаковы, будь то заведение с претензией на Пятидесятых улицах либо в возведенных из бурого песчаника кварталах к западу от Центрального парка, где селятся благонравные художницы, или же итальянский притон вроде этого, на Салливан-стрит. С некоторыми мелкими различиями, конечно. Такими, как запах чеснока, например. Сперва Мария Маффеи отвела меня к домовладелице, славной толстухе с влажными ладонями, приплюснутым носом и множеством колец на пальцах, а затем проводила вверх по лестнице в комнату брата. Я немного осмотрелся, пока Мария ходила за служанкой, подслушавшей тот телефонный разговор. Комната приличных размеров, с двумя окнами располагалась на третьем этаже. Ковер был потертый, мебель старая и кое-где поломанная. Однако жилище содержалось в чистоте и в целом производило бы неплохое впечатление, если бы не крики уличной шпаны, ворвавшиеся внутрь, едва я открыл окно, чтобы проверить, остались ли еще у родстера колеса. В углу один на другом лежали два больших саквояжа, один хлипкий, старый и уже совершенно негодный, другой тоже старый, но все еще крепкий, в весьма хорошем состоянии. Оба не были заперты. Хлипкий оказался пуст, пригодный же содержал множество небольших инструментов различной формы и величины, частью с бирками ломбарда, а также куски дерева, металла и запчасти вроде пружин. В шкафу обнаружились мужской костюм, два рабочих комбинезона, пальто, две пары туфель и фетровая шляпа. Ящики комода с зеркалом, стоявшего между окнами, заключали в себе набор (не такой уж и скудный для человека, около года жившего за счет сестры) рубашек, галстуков, носовых платков, носков и разнообразнейшего хлама вроде шнурков, карандашей, фотокарточек и пустых жестянок из-под трубочного табака. В верхнем ящике нашлась скрепленная резинкой пачка из семнадцати писем в конвертах, сплошь с итальянскими марками. Там же беспорядочно валялись чеки, оплаченные счета, упаковка писчей бумаги, несколько вырезок из газет и журналов да собачий ошейник. На крышке перед зеркалом помимо расчески, щеток и прочих причиндалов, как называл это Вульф, лежал пяток книг (на итальянском, кроме одной) с множеством рисунков и схем и груда журналов, трехлетняя подборка ежемесячных выпусков одного и того же издания – «Художественная обработка металла». В углу подле правого окна стоял простой верстак из необработанного дерева, с изрезанной и исцарапанной столешницей, на которой располагались небольшие тиски, точильный камень и полировальный станок с электрическим
