полнометражное кино. А в кинотеатры, как известно, ходят, в основном, те, кто еще не отпраздновал свою тридцать пятую весну. И если компания хочет им угодить, то вожак кинематографистов, конечно же, должен «быть в теме». То, что в его собственном офисе молодых тусуется как бомжей на площади трех вокзалов и их тоже вполне можно изучать, Раф и Натка как-то благоразумно не замечали.
Словом, они начали ездить «в ночное». Он – выгуливать тачки и «проникаться духом», она – протоколировать умные мысли начальства и обращать внимание на отмеченные им типажи.
Сорокачетырехлетнему Рафу, впавшему в юность, страшно льстило, что в рейсерской среде он тут же стал авторитетом и гуру: гонял он действительно как отморозок. Для приличия в поездки иногда брали еще кого-то со студии. Но этот «балласт» обычно быстро распихивали по чужим машинам – «наблюдать изнутри». Ночь, скорость, риск, экстрим очень способствуют сближению и половому инстинкту. После заноса на повороте или экстренного торможения первая мысль: «Ого! Я же только что мог сдохнуть! Аааа! Я живой!!! Живоооой!». А следом тянет тут же сотворить что-нибудь жизнеутверждающее и жизнепродолжающее. Например, заняться любовью на заднем сиденье.
Быстро и непредсказуемо мчатся машины стритрейсеров, медленно и нервно запускается в производство молодежный блокбастер про ночных гонщиков, и лишь живот беременной женщины растет в неменяющемся тысячелетиями темпе. И дозревает в точно положенный ему срок – через девять месяцев.
В конце июля Натка вышла из роддома с подарочно упакованным младенцем на руках. Сына она позволила назвать Рафу так, как он сам захочет, в знак признания его заслуг и участия. Раф нарек его Ваганом. Приехать к роддому он не решился – все-таки он еще был женат на Алке, да Натка и сама не хотела его там видеть. Позже новоиспеченный сорокапятилетний отец признавался, что в последний момент он все-таки воспылал желанием рвануть к роженице, но не смог попасть ключом зажигания куда следует. Ожидая рождения первенца, Оганесян жестко бухал, запершись на даче, разогнав и жену, и прислугу. А водителя у него никогда не было. В приступах особо острой алкогольной интоксикации он тревожно названивал Натке и спрашивал: «Уже да?». Услышав «еще нет», тут же прерывал связь и от перевозбуждения хлебал виски из горла. Так что, когда Натка готова была доложить что «уже да», обессиленный ожиданием Рафаэль спал тревожным пьяным сном и не услышал ее звонка.
О Рафе и появлении Вагана Натка рассказывала складно, видно было, что она уже не раз репетировала этот рассказ – очевидно, она всю жизнь держала его в уме, чтобы однажды выложить все сыну. Я заслушалась. Внезапно Ната прервала свой рассказ вопросом:
– Помнишь у Максимовой в «Принце на белом «мерседесе» есть сцена, где героиня разговаривает с мужем о детях?
– Это где он спрашивает, что она будет делать, если вдруг залетит,
