настоящих судах, что пригодилось нам после 3-го курса в 1973 году, когда мы пошли на практику уже на настоящие пароходы Северного морского пароходства, когда нам уже стукнуло по 18 лет, у меня уже появился паспорт моряка загранплавания. Тут вообще началась сплошная романтика. В те далёкие времена попасть за границу было почти невозможно. Ездили только дипломаты, артисты и делегации в основном, за небольшим исключением. Ещё были коллективные поездки в соц.страны, и все завидовали счастливчикам, попавшим в эти группы. Ну а мы заплывали в самые известные порты пресловутых капстран, сходили там на берег, и ещё деньги, хотя и небольшие, платили за работу на судах. Поэтому все практиканты изо всех сил пытались попасть на штатные должности на судах, чтобы не только поучиться, но ещё и немного заработать.
Я попал на прекрасное судно «Паланга» Северного морского пароходства, недавно построенное, года три или четыре ему было всего, и ещё на штатную должность пекаря. Я, конечно, сам ничего не пёк, но повару помогал это делать, и мыл котлы и противни, убирал камбуз. Правда, к сожалению, это продлилось недолго, в следующем советском порту прислали штатного пекаря, и я перешёл в практиканты. Но сильно не расстроился. Появилось больше свободного времени и возможность поучиться. Были и такие, которые не возвращались с практики после её окончания, так им нравилось работать в штате. Зачем дальше учиться, когда и так всё хорошо? Отчисляли из училища их конечно, но они по молодости не расстраивались. Может потом, повзрослев и обзаведясь семьями жалели, когда видели своих однокашников на штурманских должностях. Я таких встречал в своей жизни, правда не из нашего выпуска. Сначала бравировали, что мол зачем им эти карты, касса, ответственность. Ведь деньги у матроса и третьего помощника почти те же, а иногда и больше, если с доп. Работами. Но потом, по прошествии времени, когда эти третьи помощники уже становились старпомами и капитанами, думаю жалели, что поленились доучиться или вовремя перейти из матросов в штурмана. Первый иностранный свой порт помню, как сейчас. Это был Антверпен. Правда сойти на берег мне так и не удалось, но ребята матросы привезли мне с берега жвачки, которая была в те времена дефицит, запонки со стразами и нейлоновую рубашку c гюпюром – это был вообще писк. Потом были и Англия, и Куба с её прекрасными пляжами и длинными стоянками, и Канары, и Анзоры, и ещё чёрта в ступе и бог знает что, и везде уже ходил на берег, смотрел, купался в тёплом Карибском море, загорал на сказочных пляжах. После этой практики, в ноябре 1973 года, на дне рождения Вити Мохина, состоялось моё знакомство с Любой, которая была одной из его одноклассниц, приглашённых на это торжество. Знакомство оказалось судьбоносным, хотя всё развивалось не просто и довольно продолжительно. Свадьба состоялась только в октябре 1976 года, но зато до сих пор мы пока вместе. Если встречаемся с Мохиным за дружеским столом теперь, то я в шутку кидаю ему «предъяву», что это он во всём виноват.
Как бы хорошо ни было на практике,
