стоит лишь шире открыть глаза… Но те, кого когтистые лапы судьбы затянули в наш безумный водоворот, против его воли – вот это уже поинтересней… – тощие, морщинистые пальцы быстро перебирают пыльные страницы старого гримуара. – Ну ка… Одиннадцать? Многовато. Придётся выбирать… – он поближе пододвинул старую свечу на треснувшем глиняном блюдечке. – Посмотрим… Первый. Неудачник, сам спустивший всё по трубам, так и не усвоивший ни одного урока. Второй… Любитель справедливости, скушен как медный пятак. Трет… ья. Она не заслужила такой чести… Вот этот вроде подходит… Эх. – он разочарованно вздохнул. – Некромант. Не имею ничего против адептов тёмных искусств… Но не в этот раз. Пятый. Дракон!? О да, помню его, но почему он в этом списке? Не порядок. Дальше… Нет… Предатель? Скучно… Эта погибла. Скучно. Пожертвовал собой? Скучно! – тонкий палец остановился у последнего имени. – Человек? – полуслепые глаза за толстыми окулярами с недоверием смотрели на коряво вычерченные буковки. – Человек… в этом мире? – тихий щелчок и страницы полетели одна за другой, остановившись в самой середине толстого тома. – А вот это уже что-то стоящее… – он тихо захохотал, но смех быстро сменился хриплым кашлем. – Человек. Он достаточно поздно попал сюда, но зато, его затянуло почти в самый эпицентр этого безумия… Ну что же. Сойдёт… – он несколько раз с усилием кашлянул. – Это случилось в один…
…Чудесный вечер. Действительно чудесный осенний вечер, но лишь немногие могут оценить его по достоинству. В такие вечера обычно хочется встретить друзей в слегка шумном, уютном пабе, поговорить о насущном, выпить пару кружек пенистого и выкурить сигарету-другую. В мире, где обычное дело быть расстрелянным за косой взгляд, или разорванным на части одним из чудовищ, проникшим через, казалось бы, неприступные городские стены, нет места для медленных танцев. И когда каждый вечно куда-то спешит, по своим столь «важным» делам, так непривычно стоять на месте, просто смотря на небо, на прекрасный, нависающий над городом ковёр тёмных туч. Они, словно испачканная пеплом вата, фильтр, через который не пробьётся и капля надоедливого солнечного света, наполняют воздух приятной влагой и прохладой. А вокруг тишина… Ни грохочущих двигателями громадных машин, ни криков надоедливых соседей, ни даже уже ставшего родным, скрежета старого радио. Лишь тихий шум дождя и свист прохладного ветра, гуляющего по пустым комнатам съедаемого сумерками здания. Действительно, отличный вечер.
Молодой парень, лет шестнадцати отроду, сидел на пыльном, бетонном подоконнике самого высокого этажа заброшенной лечебницы. В буром, промокшем от дождя сюртуке и старых, исцарапанных солдатских сапогах. Русая голова со свисающей на глаза челкой была наспех обмотана промокшими от крови бинтами. Усталый, красный от слёз глаз с равнодушной тоской смотрел вдаль.
В правой руке побитый жизнью паренёк крепко сжимал прямоугольную бутылку дешевого виски с полустёршейся этикеткой. В другой, вертел слегка изогнутый, выкованный вручную нож с выжженным на деревянной рукоятке черепом в фуражке. Офицерский, оставшийся ему от отца, погибшего в одной из многих, бессмысленных войн. Рядом лежала недокуренная сигарета.
Разбитые губы в который раз приложились к напитку. Жадный глоток обжег не привыкшее горло, но даже крепкий виски не мог смыть гадкий привкус крови во рту. Несколько мутных капель упали на расстегнутую рубашку.
– Скольких я убил? – он раз за разом задавал себе один и тот же вопрос.
«Десятерых.» – словно невидимый собеседник отвечало ему воспалённое сознание. Воспоминания расслаивались, смазывались и расплывались. Сон и явь смешались воедино, образуя жуткий калейдоскоп, собранный из осколков всех его кошмаров. Картина прошедшего дня представляла из себя лишь какие-то мелкие, несвязные обрывки и факты…
Вот она, тесная классная комната, со старой, истёртой доской и висящим над ней портретом императора с вечно угрюмым, корящим взглядом. Парты, стулья, вазоны на подоконнике, которые уже неделю никто не поливал. Озлобленный учитель, которого парень про себя называл «надзирателем». Он словно наблюдал за происходящим со стороны. Он не мог вспомнить, как и почему лишился глаза, но отчётливо помнил смех: никто и не думал ему помогать. Затем три громогласных выстрела и глухая пустота… Проклятие поглотило его, пережевало и выплюнуло. И вот он стоит в центре комнаты, а вокруг изрубленные, разорванные на части тела. И кровь… много крови, она полностью пропитала его кадетскую форму. Он словно попал на скотобойню, но вместо животных там были люди. Парень до сих пор ощущал дрожь в руках, отзвуки страха и паники, что охватили его в тот момент. Но лица… Как он не пытался, он не мог вспомнить ни одного лица. Они все расплылись, словно на обрызганных кислотой фотографиях.
– И что дальше? – парень вновь посмотрел вниз, где на бетонной площадке с торчащей из пола арматурой собирались большие грязные лужи, рисующие своими формами серые замысловатые картины. Он столько лет держал свою истинную природу в секрете, но она наконец вырвалась на свободу, и все его старания пошли прахом… Здесь было около семнадцати-двадцати метров, должно хватить, но он всё не решался прыгнуть. А его внутренний
