открыл дверцу. Его изображение в зеркале дрогнуло и отплыло в сторону.
– Это я, Мышка, не бойся.
…Она сидела, забившись в самый угол, накрыв голову подушкой. Свет, ворвавшийся в темноту шкафа, потревоживший иллюзорную защищённость, заставил её приподнять от коленей испуганное заплаканное лицо.
– Феликс?.. – Марина сощурилась и закрылась от него рукой.
– Да, Мышка. Я здесь, всё хорошо.
– Ты так долго не приходил…
Логинов подхватил её на руки и, баюкая как ребёнка, понёс в спальню.
– Почему ты не позвонила мне, Мышка? Ты же обещала. Мы же договорились с тобой, помнишь? Как только ты почувствуешь что-то.
– Что? – она посмотрела на него с искренним непониманием.
Это был сигнал, что кризис позади. Почти позади.
– Что-то необычное, – осторожно продолжил Логинов. – Захочешь чего-нибудь очень сильно… То сразу наберёшь мой номер. Тревожная кнопка, помнишь, Мышка?
– Чего-нибудь сильно захочу? – медленно, нараспев произнесла Марина. – Я хочу чашку какао.
Логинов положил её на кровать, накрыл двумя одеялами, потому что её била дрожь, погладил по вьющимся медно-рыжим волосам. Потом принёс ампулы с успокоительным и противосудорожным, распаковал упаковку со шприцами. Пока лекарство бежало в тоненькую голубую вену, он заметил на запястье жены изящный золотой браслет в виде двух сплетённых змеек с рубиновыми глазами.
– Мышка, какой красивый… – Логинов не решился спросить напрямую.
Марина сонно повела глазами:
– Конечно, красивый! Как и всё, что ты мне подарил!
Логинов тяжело вздохнул. «Впрочем, – подумал он, – если она считает, что это мой подарок, значит, кризис и правда позади. Хоть одна хорошая новость».
– Я видела вчера, как ты что-то затачивал в гараже. Что-то мелкое. Гвоздь? – спросила Марина.
– Шляпная булавка. Это для пациента.
– Расскажи, пожалуйста, – ласково попросила она.
Логинов иногда обсуждал с ней необычные случаи из своей практики, не называя имён пациентов, и эта привычка вскоре стала некой семейной традицией, которая ещё более их двоих объединила. То, что Марина спросила об этом именно сейчас, говорило об одном: она всё ещё осознаёт вину и хочет, чтобы он говорил о себе, а не задавал ей вопросы, на которые она не сможет ответить.
– У меня был один пациент сегодня. Очень интересный парень. У него лепидоптерофобия. Боязнь бабочек. Обсессивно-компульсивное расстройство. В общем-то, случай из учебников: навязчивые мысли, страхи… Только от сеанса к сеансу картина меняется. Не в худшую, но и не в лучшую сторону, а куда-то вбок. Я ещё не подобрал к нему ключ.
– Он боится бабочек? – медленно переспросила она, поднимая бровь.
– Да, панически. Но обычное лечение здесь не подойдёт. Это не простая психопатия, здесь что-то другое. Что… не могу пока понять.
Марина кивнула:
– Ну,
