ни слова, только каркает по-вороньи.
Доктор Блох, испуганный судорогами юноши, кинулся к Адольфу, участливо взял его за руку и сказал:
– Фрау Гитлер умерла от рака груди.
– Я хочу услышать это не от вас, но от него. Вернитесь на место.
Голос холодный, хирургически точный. Как шприц.
Доктор Блох отступает, а голос повторяет:
– Скажите мне, от чего умерла ваша мать?
Адольф ерзает на диване, как на раскаленной сковородке. Он хочет ответить специалисту, он решил, у него получится, это будет трудно, очень трудно, но отступать некуда.
– От ра… от рака гру… груди.
Что сейчас произошло?
На него снисходит покой. Он расслабляется, почти растекается по дивану. Он обессилен, но ему стало легче. Ему так хорошо в своем теле, в каждой косточке, в каждой клеточке кожи.
Он увидел над собой улыбающееся лицо доктора Фрейда. Выражение этого строгого лица вдруг стало добродушным.
– Наконец-то! Очень хорошо. В последний момент вы сказали мне правду.
Нечто закончилось. Врачи прошли в соседнюю комнату, мирно беседуя.
Адольф понял, что может встать. Он был одет, но ему казалось, что он одевается; ноги были ватные, в голове гудело.
Он присоединился к Блоху и Фрейду:
– Ну что, доктор, какое лекарство вы мне пропишете?
Оба заулыбались; доктор Фрейд опомнился первым и нахмурил брови:
– Пока еще рано делать назначения. Нам понадобится еще несколько сеансов.
– Зачем это?
– Не думаю, что встреч будет много.
– Ладно…
Доктор Блох радостно улыбается, значит это была хорошая новость, но Адольф чувствует заведомую усталость.
– Скажите, молодой человек, как вы рассчитываете мне платить?
– Ну… денег у меня не очень много.
– Догадываюсь! – рассмеялся Фрейд. – Я знаю, что это такое. Сам был студентом.
Веселый огонек смягчил его пристальный взгляд. Адольфу было трудно представить, что этот седеющий коротышка был когда-то молод…
– Что вы умеете делать?
– Рисовать. Я учусь в Академии художеств.
– Прекрасно! Очень интересно.
– Если хотите, могу нарисовать вам вывеску: «Доктор Фрейд, психоаналист».
– Психоаналитик.
– Да, «Доктор Фрейд, психоаналитик», а под надписью помещу какую-нибудь мифологическую сцену, если хотите.
– Отлично, и какую же?
– Что-нибудь из опер Вагнера.
– Я предпочел бы греческую мифологию. Эдип и Сфинкс, например.
– Конечно. Воля ваша. Я не слишком люблю греческую мифологию. Все эти голые тела, ну, вы понимаете… Когда мне приходится рисовать обнаженную натуру…
– Вам
