по-французски, постоянно отдавал приказы своим войскам и советникам. Иногда он сидел и пил вымышленный коньяк, звал меня и спрашивал у меня совета, куда двинуть войска дальше. Как я понял, ему казалось, что я его пленный русский, который лучше знает особенности нашей психологии и погоды. Я говорил, что не понимаю по-французски, тогда он начинал разговаривать на ломаном русском. Сначала я говорил, что не знаю, куда направить его войска. Но он начинал так сильно злиться и кричать, что потом я начал подыгрывать ему. Мы сидели, играли в домино, я видел, как к нему подходили вымышленные советники и докладывали обстановку на поле битвы. Иногда мои советы помогали в его вымышленных боях, тогда он предлагал мне выпить с ним вымышленного коньяка. А иногда его люди гибли от моих слов, тогда он приказывал другим вымышленным слугам забрать меня и высечь. Когда он злился, то часто называл меня, картавя: «МеэРзский глупый русский». И могу сказать, что это было так реалистично, что мне казалось, что он реально находится в теле Наполеона где-то там. Я думал помочь ему, как раз читал про похожие случаи изгнания духов из тела. Но потом вспоминал, что за мной смотрят постоянно санитары и что если я начну снова проигрывать старую песню, то могу тут задержаться надолго. А я уже пообещал родственникам, которые приезжали меня навестить, что выкину из головы эту херню с экзорцизмом хотя бы до момента, когда меня выпустят.
– И долго ты там пролежал? – спросил Егор.
– Сорок дней. Мы даже делали попытку побега оттуда, потому что иногда я уже забывал, как меня зовут, от того, чем меня там пичкали. Но она была тщетна. Нас поймали охранники с собаками. Главврач был очень недоволен нашим поведением и еще больше делал наше присутствие там невыносимым. Иногда меня даже били палкой. Я говорил, что он не имеет права так делать. А он отвечал, что он тут хозяин, а я его раб. Он может бить меня, не давать спать, есть и даже ходить в туалет. И что лучше его не злить, иначе его методы издевательств станут очень изощренными и сорок дней пребывания превратятся сначала в сто восемьдесят, а потом в триста шестьдесят пять. Он говорил, что любит такие молоденькие души, как у меня. В них столько невинности.
– Что? Это кто тебя бил? А напарник твой?
– Да, вот такой цербер попался. Ну не сильно бил, конечно, так, скорее припугивал. А напарник смирился и вел себя крайне спокойно. Единственное, на что мне удалось его сподвигнуть, – это попытаться сбежать оттуда, но больше он со мной даже не разговаривал. Главврач так залечил ему про меня нехороших историй и так взял его волю под контроль, что нас полностью разлучили.
– А Наполеон там давно был? – пытался разобраться в деталях интересной истории шеф.
– Он там лежал пару лет. Все началось с того, что его жена пожаловалась на то, что он слишком увлекся французским языком, кино, сырами всякими и вином. И совсем забыл про нее с сыном. Она начала капать ему на мозги с этим своим неприятием. Ее раздражало, что он звонит
