мне был дорог. Словно кто-то бездушно нажал на маленькую кнопочку и отключил одним махом всех, кто меня любил. Всех, кого любила я.
Мама и папа забрали бабушку с дачи. На обратном пути в них врезалась огромная грузовая машина. ”Доверяй, но проверяй”, – папины слова, но за других ведь не проверишь. Я знаю, пап, ты ехал осторожно и постоянно перепроверял дорогу, смотря в зеркала заднего вида. Но водителя-лихача на большом грузовике никак не предусмотришь и не проверишь.
Удар был сильным, нашу маленькую машинку развернуло и из багажника высыпался весь садовый урожай. По пыльному асфальту багровыми точками рассыпалась вишня, – в то лето ее было очень много и мы с бабушкой планировали вечером наварить варенья, а мама с утра замесила тесто для вишневого пирога.
С тех пор я ненавидела вишню. И терпеть не могла пироги с вишневой начинкой. К горлу подкатывала отвратительная тошнота при одном только виде этой темно-красной ягоды.
Я осталась совершенно одна. Внезапно и коварно моя судьба сыграла со мной злую шутку: получи, мол, девочка, удар под дых, от которого не спрятаться не скрыться. Получила? Ну а теперь давай-ка посмотрим, как ты справишься.
Несправедливость, вызывающая единственный вопрос: "За что?". Этот психологический удар, я страстно хотела поменять на другой, физический – тот самый, от которого больно-пребольно и вишни в разные стороны. Как же я хотела оказаться в той машине и умереть вместе со всеми, чтобы не чувствовать эту раздирающую боль внутри и отчаянную безысходность! Чтобы перестать думать, перестать скулить в подушку. Чтобы перестать жить.
Я ощущала страх: жуткий, невыносимый. Тот самый, что однажды я уже испытывала в детстве, в один из осенних дней. Но от того страха мне удалось убежать быстро и стоило мне закрыть дверь – он вмиг улетучился. А теперь, стоило мне только открыть дверь и войти в притихший дом, неприятная оторопь нападала на меня и не отпускала.
Помимо этого была еще и пустота. Унылая и зловещая. Она окутала меня своими приставучими объятиями и не давала свободно дышать. Я не понимала ничего. Засыпала и просыпалась. На автомате ходила в институт. Привычно возвращалась домой (у входной старенькой двери моя рука еще какое-то время тянулась к кнопке звонка, но сердце предательски начинало ныть и бешено колотиться, так что рука, едва поднявшись, опускалась и обреченно падала вдоль тела). Я ела, не различая вкус еды. Машинально отвечала на звонки, не понимая сути разговоров. Бессмысленно существовала, короче говоря.
Опустошенная я в неживом, окоченелом доме, где тишина так красноречиво громыхала, что было невозможно засыпать и нестерпимо просыпаться. Хоть волком вой, хоть в петлю лезь. Муторно, солоно, невыносимо.
Я включала свет во всех комнатах. Пересматривала в сотый раз семейные фотографии и перебирала старые вещи. Распахивала дверцы шкафа и уткнувшись носом в родительскую одежду, вдыхала их запахи. Легче не становилось. Только хуже. И время, вопреки общепринятой жизненной мудрости, никак не лечило.
Каждый считал
