тебе на хрена четыреста бройлеров?
– Мне не нужны – это жена. Представляешь, – говорит он, понизив голос, – весной, когда было холодно, эти твари жили на кухне, а мы кушали в сенях! Всю извёстку обклевали. Краска на полу слезла. Двадцать тысяч на ремонт потратили!
Жена Виктора Игнатьевича, Наталья Фёдоровна, женщина красивая, но строгая, постоянно стрóит своего мужа. Вот и сейчас она, собираясь на работу в Райцентр, кричит со двора:
– Витя! Ты намерен питаться с огорода?
– Есть такие мечты! – кричит в ответ Виктор Игнатьевич.
– Тогда тебе на сегодня задание: сделать летний полив. Понял? И не забудь, сегодня Василий Николаевич приедет за бройлерами!
Я еду дальше, оставляя соседа в угрюмой задумчивости.
Возвращаюсь в восемь. Завтракаю с Оксаной и передаю, что сказал Солдатов.
– Юра, – говорит она. ― А правда, зачем это?
– Что – это?
– Такой труд. Ну сколько им останется от бройлеров? Тысяч восемьдесят, ну сто ― не больше. Стоит ли?
– А нам зачем?
– Нам надо выплачивать Юлькину ипотеку.
– И они ипотеку платят. Надежда Фёдоровна злится, что от Игнатьича дохода – как молока от Борьки.
– А когда жить? Стайка, работа, стайка. Ни выходных, ни проходных.
– Оксана, я понимаю, что виноват перед тобою… Я тоже устроил тебе такую жизнь. Давай, ты поедешь к Юльке в Город, а я буду работать, пока не выплатим кредит.
– Ну полно глупости болтать, или хочешь от меня избавиться?
– Теперь ты сказала глупость. Просто… Мне было бы спокойней, если бы ты не пласталась, как сейчас. Ведь ты достойна лучшего.
– Что же лучшего ждёт меня в городе?
– Всё-таки меньше работы… Отдохнула бы. Людей посмотрела, себя показала. Можешь даже замуж выйти ― я не против. Только за очень хорошего человека.
– А ты не забыл, что мне скоро пятьдесят? Ещё несколько лет, и лицо у меня сморщится как печёное яблоко, я согнусь в три погибели, подхвачу трясучку, стану неопрятной и противной.
– Ты никогда не станешь противной. Ты такая же красивая, как прежде ― двадцатилетним фору дашь…
– Полно, полно! Я ведь не жалуюсь, что у меня в жизни вечная стайка. Просто иногда мне становится страшно! Двадцать лет назад моей маме было столько же, сколько мне сейчас, а её давно нет. Эти двадцать лет промелькнули так быстро, словно я не жила, следующие двадцать пройдут ещё быстрей, и всё! Зачем жила? Хочется зацепиться за что-то хорошее, найти такое, что успокоило бы, примирило с неизбежностью… У тебя разве нет такого?
– Есть. Да ещё как есть! Но ответа нет. Да и как ему быть, если умнейшие из умных за тысячи лет ничего не поняли. Куда уж нам с тобой… Помню, в десятом классе я писал выпускное сочинение «Поиск смысла жизни Пьером Безуховым». Мне было семнадцать, и жизнь передо мной сверкала безбрежным морем. Я всё знал и ни в чём не сомневался. На шести листах я доказывал, что смысл в том, чтобы жить для людей. Сейчас, когда жизнь
