style="font-size:15px;"> – Зубровин?
– То же самое, габариты выключены, двигатель заглушен. Похоже, никуда ехать не собираются.
– Вася?
– Я, товарищ капитан!
Я вздохнул.
– Вася, я знаю, что это ты. Доложи обстановку.
– В тринадцатой скандал, кажется, опять Свистунов с дружками…
– Старшина Ишков! – прорычал Куница, перегнувшись с сиденья. – По делу!
– Все тихо, товарищ лейтенант… и товарищ капитан.
– Добро.
Через пару минут рация снова ожила.
– Товарищ капитан, – голос полковника Макарова был натянутым, строгим и немного торжественным, как на партсобрании, – товарищ начальник уголовного розыска интересуется обстановкой.
– Передайте товарищу генерал-лейтенанту, что обстановка не изменилась, – ответил я. – Ждем.
Масштаб события достиг пугающих величин. Впрочем, это было неудивительно: предстояло не просто задержать каких-то уличных грабителей, нет – планировался захват членов банды неуловимых и дерзких «вежливых людей», и их арест должен был не только поставить точку в череде громких налетов, о которых руководству уголовного розыска напоминали на каждом совещании в главке, но и очистить от подозрений честь милицейского мундира, утерев нос комитетским выскочкам. Правду о том, что те, на чье задержание мы выдвинулись таким серьезным составом, не имеют к прославленным налетчикам ни малейшего отношения, знал только я, и от этого мне было не по себе.
– Уверен, Витя? – спросил меня Макаров, когда я едва ли не ворвался к нему в кабинет для согласования операции.
– Так точно, товарищ полковник, – ответил я, не моргнув глазом. – Уверен.
– Ну, тогда действуй. Я буду в оперативном центре, наблюдать за ходом событий.
И добавил, чуть не выбив у меня слезу:
– Надеюсь на тебя.
Я поспешил выйти из кабинета, но у самых дверей он меня окликнул:
– А как тебе удалось их вычислить?
– Работаем, Иван Юрьевич, – скромно ответил я и ретировался.
А теперь вот еще и генерал-лейтенант. Я старался не думать о том, что скажу и как буду объясняться, когда «артистку» и «американца» доставят в управление: все, что у меня было против них в рамках моей компетенции, – это подтвержденное одним сомнительным свидетелем присутствие на месте гибели Рубинчика, смерть которого однозначно квалифицирована как самоубийство. Оставалась смутная надежда на то, что от серьезных неприятностей сможет прикрыть Кардинал, но даже если нет, отступать я не собирался. То, каким изощренным и неведомым способом были убиты Трусан, Капитонов и Боря, меня волновало в еще меньшей степени: если бы эти трое были изрешечены автоматными очередями, я бы, наверное, еще задумался о риске, которому подвергаю себя и товарищей; но смерть, вестниками которой была таинственная пара, выглядела настолько противоестественно
