суток спустя. В лесочке на выезде из города. В мусорном мешке.
– То есть как – в мусорном мешке?
– Девочку задушили, затянули на шее удавку из резинового медицинского жгута – он валялся тут же. А потом засу… положили в большой черный мешок, такой, в который дворники складывают мусор, знаете? Убийца действовал очень аккуратно, он ничего не забыл. В этом же мешке оказалась сложенная вдвое шапочка Сони – наверное, она упала с ее головы, когда девочку душили, потом сумочка с разными девичьими мазилками, использованными билетами в кино и кошельком, в котором была небольшая сумма денег. То есть преступник ничего не взял, понимаете? Просто убил ребенка и положил его в мешок, как ненужную вещь или сломанную куклу.
– Вы сказали, преступник ничего не взял. А ее не…
– Нет. Соню не изнасиловали. Не было даже следов борьбы, ничего не было. Ее просто убили и положили в мешок.
– Да. Жуткая история, – я немного встряхнулась, стараясь отогнать от себя ужасное видение убитого и сложенного в мешок ребенка. – Но почему вы решили, что это убийство чем-то грозит вашей семье?
– Сначала, конечно, никто из нас так не думал. Все мы были в шоке от трагедии с Соней. Хотя как отец – я думаю, вы меня поймете, Женя, – в глубине души я испытывал облегчение от того, что это случилось не с моей дочерью. Я знаю – это низкое и подлое чувство, но я отец, Аня выросла практически у меня на руках, и…
– И на вашем месте такие мысли были бы у каждого родителя. Это вполне естественно. Ну а дальше?
– Дальше… Мы похоронили Соню, я помог ее семье деньгами, там очень сложная ситуация, у девочки были очень небогатые родители, три брата мал мала меньше… Было заведено уголовное дело, проверили всех владельцев вишневых «девяток», но это ничего не дало – ровно никаких зацепок, и через несколько месяцев дело пришлось закрыть. Все это время моя Аня, конечно, очень переживала, винила себя, что позволила подруге одной поехать дальше с незнакомым мужчиной, плакала, отказывалась есть, не могла спать – мы с большим трудом вывели ее из глубокой депрессии. Надо добавить, что не без помощи психологов и даже психиатров… И вот только все более или менее стало приходить в норму, только Аня начала улыбаться, только у нее появились новые подружки, школьные интересы, увлечения – как опять… Опять это произошло.
– Что?! – спросила я, нахмурившись. – В беду попала еще одна девочка? Другая подруга вашей дочери?
– Да… Именно так. Хотя нет, не совсем. Это была подруга Иры.
– Ира – это кто?
– Ира – моя старшая дочь. На три года старше Ани.
– Она тоже школьница?
– Нет. Не совсем. Она… Вы знаете, лучше я покажу вам. Вот.
На стол передо мной легла фотография. Сначала я не поняла, почему Ильинский положил ее передо мной: на первый взгляд это был обычный снимок милой голубоглазой девушки, правда, очень худенькой, которая лежит в постели и слушает плеер.
