от бога. Музыка являлась для него пищей и постоянной любовницей, которой он сохранял верность при любых обстоятельствах. Вероятно, он ощущал жизнь по-настоящему только тогда, когда играл или лежал в постели с женщиной. Остальное время было для него лишь бесплодным скучным ожиданием в преддверии гармоничного сочетания звуков или оргазма.
Впрочем, хозяин «Фламинго» сумел выдрессировать его и сделать послушным, вполне управляемым мальчиком. Первый и последний конфликт между ними произошел в тот вечер, когда Гоша явился в клуб в майке с надписью: «Если бы дураки имели крылья, это место было бы аэропортом». Никто не знал в точности, какие аргументы использовал владелец клуба (разговор состоялся в офисе босса), но с тех пор за роялем или «роландом» неизменно восседало чучело, запакованное в строгий вечерний костюм.
Удобнее всего было выпить кофе на кухне. Пока они шли по длинному коридору к задней двери заведения, Марк сообразил, что ему надо в сортир. «Я жду», – сказал Гоша, прикуривая на ходу от новой золотой зажигалки. Зажигалки менялись часто; соответственно менялись и дарственные надписи. Гоша был большим специалистом по скучающим богатым бабенкам и не раз посмеивался над «моногамностью» Марка. Тот, конечно, тоже не был святым, но Дина до сих пор устраивала его во всех отношениях.
В дверях туалета он столкнулся с изысканно одетым мужчиной, явно только что нюхнувшим кокса, вошел внутрь и с чувством облегчения воздвигся над писсуаром. Мочась в чистейшую, белую, благоухающую освежителем и причудливо изогнутую раковину, он думал о том, до чего же быстро человек привыкает к хорошему. При этом невольно вспоминались загаженные отхожие места во всех кабаках, кафе и клубах, где ему приходилось когда-либо работать. От частностей он перешел к общему.
Еще каких-нибудь пять лет назад более или менее длительное существование клубов, подобных «Фламинго», казалось почти невозможным. То есть существовать они, конечно, могли – по чьей-то барской причуде или для отмывания бабок. Ни о какой «окупаемости» не приходилось и мечтать. А поскольку стабильных причуд и надежной, долговременной «крыши» не было, клубы-однодневки открывались с большой помпой и пару месяцев держались на приличном уровне, после чего сразу закрывались или постепенно скатывались в трясину самого дурного вкуса. Это проявлялось во всем: в качестве кухни, в состоянии сортиров, в музыке, которая в них звучала, но главным образом в клиентуре.
При воспоминании о клиентуре Марк содрогнулся. Один раз его самого чуть не зарезали, и дважды он был свидетелем того, как в сортирах находили еще теплые трупы. Да, то были поганые денечки. Труд стоил дешево, а жизнь – еще дешевле. Кабацкий, лихой, кровавый загул. Звериные потасовки. Глубочайший дисбаланс между запросами и потреблением…
Все объяснялось тем, что, как правило, у нормальных людей денег было мало. А богатые толстолобики нуждались в своеобразных развлечениях. Они явно обладали другим диапазоном восприятия – часто смещенным
