общее показательное учение. Занятия продолжались шесть или два часа ежедневно – в зависимости от того, были обучаемые оторваны от производства или нет. Первую официальную программу проведения всевобуча, очень краткую, мы получили в апреле. Затем появились расширенные программы. Я помню их три – недельную, 7-недельную и 14-недельную.
Во вступлении к краткой программе объяснялась политическая обстановка, вызвавшая необходимость обучения. «С часу на час можно ожидать открытого выступления врага, – говорилось в нем, – чтобы покончить с Великороссией, как это сделано с Украиной, и лишить народ всех достигнутых революцией завоеваний. Нельзя поэтому рассчитывать не только на 4-месячный срок обучения, как это делалось для новобранцев, но и на 8-недельный, как это делалось в запасных частях. Может встретиться надобность в обучении населения военному делу в недельный срок и воспользоваться для показных тактических учений, если противник даст время, еще тремя днями».
Недельная, 42-часовая программа предусматривала обучение стрелковому делу (устройство винтовки, уход за ней), ведению стрельбы, строевому делу (построения, команды, порядок огневого боя), полевой службе (охранение, разведка), окопному делу (рытье ячеек и окопов, использование гранат). Если появлялась возможность удлинить обучение еще на три дня, 18 часов, обучали еще и наступлению, ночному бою и подрывному делу.
7-недельная программа при двух часах занятий ежедневно состояла из 26 учебных часов тактики, 35 – стрелкового дела, 8 – окопного дела, 8 – на гранату и пулемет, 8 – на устав, 13 часов – на практическую проверку. При обучении пользовались старыми, давно проверенными правилами элементарной методики: «Учи показом, а поясняй рассказом»; «Показывай так, чтобы видели все, а проверяй усвоение по одному»; «Об умении суди по исполнению, а не по рассказу».
Не хватало винтовок, патронов, наглядных пособий. Инструкторам приходилось во многом полагаться на собственную изобретательность и на энтузиазм обучаемых. Особенно активизировались занятия после июня, когда начались развернутые призывы в РККА по мобилизации. Число инструкторов резко возросло. Из них примерно пятая часть являлась бывшими офицерами, остальные – унтер-офицерами. Дело налаживалось. Неплохо шло оно, как мне казалось, и у меня. Однако я все же не получал полного удовлетворения. Мне казалось, что я мог бы принести больше пользы, так как имел уже некоторый боевой опыт. Однако военотдел не привлекал меня к более активной работе по защите Советской Родины. Видимо, сказывалось некоторое недоверие ко мне, как к выходцу из семьи служителя культа, офицеру царской армии, имевшему чин штабс-капитана. Я понимал, что такая осторожность в условиях ожесточенной классовой борьбы вполне объяснима, и старался спокойно и упорно выполнять полученное задание, ибо только честным трудом можно было завоевать доверие Советской власти. Но время шло, а на более активное использование моего военного опыта намека так и не было. Как-то, в
