не связаны между собой, но с Синодального периода и по сегодняшний день в практике Русской Церкви эти Таинства соединены – без исповеди не допускают к причастию. Вследствие этого там, где существовала практика более-менее частого причащения, исповедь проводилась не только накануне, но и во время литургии. Так было и в Никольском храме, где настоятельствовал о. Алексий.
Отец Сергий решил прекратить такую практику – он настоял на том, чтобы исповедь проводилась или накануне, или перед литургией – во время проскомидии и чтения часов. Отец Алексий был не согласен с решением сына: «Ну как я откажу в исповеди, – говорил он, – может быть, она последняя надежда человека? Может быть, от толкнув его, я причиню гибель, вред его душе. Христос никого не отталкивал от Себя. Он всем говорил: Приидите ко Мне, вситруждающиися и обремененнии и Аз упокою вы (Мф. 11: 28). А кто теперь не труждается, кто не обременен различными скорбями? Все угнетены, все озлобленны: и на улице, и на службе, и даже в домашней обстановке, кроме свар, ссор и злобы, ничего не встретишь. Единственное место, где человек может отдохнуть душой и примириться с Богом и людьми, – это храм Божий. И вдруг он увидит, что его не допускают ко Христу. Вы говорите «закон». Но там, где нет любви, закон не спасает, а настоящая любовь есть исполнение закона». [6, с. 52–53] Но о. Сергий и другие сослужители считали, что правильнее будет вернуться к канонической практике – проводить исповедь накануне и допускать к причастию только тех, кто был на всенощной. В конце концов, о. Алексий смирился, сказав только сыну: «Делай, что тебе подсказывает совесть, а Господь поставит тебя в такие условия, при которых ты на опыте увидишь, был ли ты прав в том, что предпринял». [1, с. 137] Вскоре произошло несколько случаев, подтвердивших правоту о. Алексия.
Вот как рассказывал об этом сам о. Сергий: ««Ну, – думаю, – теперь-то я не допущу никаких непорядков». К аналою подходит девушка. «Вы исповедаться?» – «Да». – «А у всенощной были?» – «Нет, батюшка, у меня работа вечерняя, я не имею возможности бывать у всенощной». – Что ж делать? Пришлось ее допустить до исповеди и Причастия. Следующая была старушка. «Ты у всенощной была?» – «Нет, батюшка, не могла». – «Как же не могла? Ведь ты не работаешь, всегда дома. Не могу я тебя исповедовать!» – «Да, батюшка, как же так? Я и к обедне-то еле выбралась. Ведь мне приходится с детьми сидеть, и так меня еле отпустили, а ты говоришь, что нельзя без всенощной причащаться?» Пришлось и ее исповедать. Только что она отошла, вдруг какой-то незнакомый мужчина без спросу летит прямо в алтарь. Тут уж я не стерпел: досталось ему. А он и из храма ушел. Только ушел, а следом бежит ко мне Александра Ивановна: «Отец Сергий! Не приходил ли сейчас муж мой? Его батюшка хотел видеть. Я его едва уговорила, да не могла проводить!» Этого-то человека, которого привести к батюшке стоило многих хлопот, а отцу Алексию, может быть, многих молитв, я, можно сказать, прогнал. Долго его потом уговаривали прийти к батюшке». [6, с. 53] После этого в Маросейском храме вернулись к прежней практике.
С
