ствол автомата, протиснулся солдат внутренних войск.
– А мы вовремя! – забасил Крымский, распахивая бушлат и отряхивая с него дождевые капли. – Молодец, майор! В одиночку такого быка повязал! Как этот пидор, не шибко ерепенился?
– Фильтруй базар, начальник, – бросил в ответ Золотарев, и Самохин видел, что зэк изо всех сил пытается храбриться, выглядеть наглым и независимым, но по лицу его уже расплылась мертвящая бледность, а губы предательски подрагивают.
Комбат, будто только сейчас заметив заключенного, повернулся к нему, шагнул, нависнув над уменьшившимся вдруг, застывшим в своей как бы вольной позе – нога на ногу – Золотаревым.
– Это кто тут у нас обидчивый такой? – вполголоса, вкрадчиво изумился комбат. – А, это ты, сучья морда? – И рявкнул неожиданно так, что вздрогнул даже Самохин: – Встать!
Золотарев попробовал опять усмехнуться, скривил губы, но одновременно втянул голову в плечи, закостенев в своей нелепой в окружении вооруженных людей позе.
– Расчувствовался на воле, – будто извиняясь за него, пояснил Самохину комбат, – придется напомнить, кто в этом доме хозяин…
Крымский коротким, но мощным ударом кулака сшиб заключенного с табурета и, отступив чуть назад, еще на лету, с размаху подцепил сапогом – под дых. Золотарев глухо ударился о стену, обмяк, сполз на пол, безвольно свесив голову. Из разбитых губ побежала алая струйка крови.
– Ой, ой! Что вы делаете! – заголосила, кинувшись к племяннику откуда-то из-за солдатской спины, бабка.
Крымский, оскалившись, скомандовал:
– Хасанов! Выкинь ее на хрен отсюда! – и обернулся к растерявшемуся от стремительности всего происходящего Самохину, сказал уже по-иному, почти весело: – Заждался, поди? А мы вот они! – и указал на Золотарева: – Ты его хорошо прошмонал?
– Да так, по верхам… – пробормотал Самохин, видя, как теснит, выталкивает автоматом всхлипывающую старушку в сени солдат.
Комбат присел перед заключенным, похлопал его ладонью по щеке:
– С ходу вырубился, слабак. Ну-ка, глянем, чем он тут затарился…
Подполковник принялся деловито выворачивать карманы зэка, балагуря при этом весело:
– Ты, майор, только уехал, как ваши опера кентов этого пса раскололи и нам наколку на адресок дали. Ну, я двух чекистов прихватил, и сюда. Пока дом нашли – полдеревни на уши поставил!
Самохин тяжело встал, подошел, склонился над Золотаревым, пощупал пульс.
– Здорово ты его приложил, комбат. Он в общем-то не дергался, так что можно… без этого…
– Да ни хрена ему не сделается, очухается. Это у вас тут мода с побегушниками возиться. А вот когда я в лесах служил – там их мы вообще живьем не брали. И любой зэк знал: ушел в побег – значит, считай себя уже на том свете… Хасанов, дай-ка наручники!
– Бабка! Тута стоять! – прикрикнул солдат на замершую с прижатыми
