должен с народом общаться. Сказать ему что-то важное… Вот только что? Ладно, в другой раз скажет, не в этот…
– Ма-а-ть! Ты где? Ма-ать! – Опять позвал он жену.
Тa выглянула из спальни, всплеснула руками.
– Господи!
И кинулась к нему, нагнулась, схватила… прямо за это самое, так ему показалось.
– Ты што мать? Офанарела? – отшатнулся он, а потом глянул вниз. Ну да, точно. Забыл в туалете застегнуть брюки, и из ширинки вызывающе колом торчала смятая пола белой рубашки.
Жена заправила, застегнула.
– Во как, – растерянно пробормотал Дед, разведя руками. – То-то я иду, а на меня все так… испуганно смотрят!
– Ты ж президент, вот и смотрят, – успокоила жена. – Они, небось, на картинке-то тебя только и видели. А тут ты живой идешь, да еще с таким аппаратом! – прыснула она, указав на ширинку.
– Смеешься, да? – обиделся Дед. – А ты мне лучше вот што скажи. Когда сюда ехали, ты говорила, што я перед народом выступить должен. Што должен, я помню, а што сказать ему надо – эт я, понимаешь, забыл.
– Где ты народ-то увидел? Нет здесь никакого народа. Одна хозобслуга, – успокоила его жена.
– Как нет?! – изумился президент. – А эти… с хлебом и, понимаешь, солью…
– Ну, в другой раз пообщаешься, выступишь перед ними – увещевала его, ласково беря под руку, супруга.
– Да не помню я ни хрена, про что говорить! – всхлипнул Дед.
– А я тебе напомню, – зашептала в ухо жена. – У меня все на листочке написано. Крупными буквами. Ты только прочти не сбиваясь – и все дела. А сейчас пойди, приляг. Я тебе постель постелила. Мя-а-гонькую, – ворковала она, увлекая супруга в спальную. И потом прикрикнула в коридор. – Ну-ка, тихо все! Президент отдыхает.
Дед лежал, утопая в пуховой перине, смотрел в плотно зашторенное окно, размышляя над тем, как он оказался здесь, в этой незнакомой комнате и зачем. Потом его осенило: он приехал лечиться! И, уже засыпая, опять удивился: лечиться – от чего? Ведь у него вроде ничего не болит… А вот сказать что-то народу он должен именно здесь. Теперь бы еще вспомнить, что именно…
VI
После полудня, когда президент уснул, Коновалов провел короткое совещание с сотрудниками своего маленького подразделения. Он разбил их на двойки, сменяющие друг друга каждые восемь часов. Одна пара должна была нести службу во дворе, блокируя и жестко пресекая любые попытки посторонних приблизиться к дому. Другой двойке предписывалось находиться внутри помещения, в непосредственной близости к президенту. Эти могли чуток расслабиться, поесть и передремать по очереди, но так, чтобы постоянно контролировать Деда.
Весь обслуживающий персонал дачи удалили, оставив лишь пожилую повариху, которая хозяйничала на кухне. Она и накормила полковника, вначале стесняясь близости высокопоставленных особ, а потом, войдя в привычную роль, потчевала
