ставить землянки по всему пути следования, вплотную друг к дружке, чтобы мы хоть одну нашли.
– И то бы мы ее не нашли! Вот не копнули бы так глубоко, и не нашли бы.
– Согласен. – Мэтью развел руками. – Но поверить в теорию Таидо не могу. Точнее не могу поверить, что он это в промышленных масштабах использует на практике. Нет, ну ты сам представь.
– С трудом, да. Но мы ведь в землянке!
– Но это ведь не тайник! Как это может быть тайником, если тут все столетней почти давности? Газеты эти, бумаги…
Он осекся. Замолчал, выпучил глаза и замер, глядя на что-то, лежащее рядом с ним на столе. Огонь бодро потрескивал в очаге.
– Что там? – осторожно спросил Хант.
Ганни выругался. Длинно, витиевато, на грани возможностей английского языка. Затем взял со стола лист бумаги и протянул его Уолтеру. На бумаге было написано:
«Приветствую вас, „Игроки“! Добро пожаловать в настоящие игры!»
Подписи под запиской не было. Ганни держал в руке не пожелтевший лист бумаги столетней давности, но тот не был и новым. Похоже, его положили на стол прошедшим летом, когда в округе еще не было снега. Но летом еще не существовало и команды «Игроки», придуманной прикола ради. И никто, решительно никто, не мог знать, что кто-то назовет ее таким банальным и дурацким названием. И уж тем более, летом, не мог знать об этом Таидо.
– Это не старая узкоглазая обезьяна, – уверено заявил Хант. – Нет, старик, мы спим. И видим друг друга во сне. Или нас убило взрывом, и теперь глючит посмертными глюками. Этого быть не может. Потому что не может быть никогда.
– Трудно не согласиться, – серьезно ответил Ганни. – Рациональные объяснения тут точно не катят.
– Никакие не катят. Можешь придумать иррациональное объяснение?
– Легко! – Мэтью немного повеселел. – Мы с тобой, допустим, вернулись, соединили наши капиталы, и построили, прикинь, машину времени. На ней вернулись в прошедшее лето и сами себе оставили записку? Катит?
– За каким гребаным дьяволом нам это понадобилось? – хмуро спросил Уолтер.
– Чисто по приколу.
– Ну, если это твои шутки с машиной времени, я еще поверю. Я бы так делать не стал. Вот только есть тут одна весомая неувязочка. Почерк не твой.
Почерк, действительно, был чужим. Причем буквы неизвестный писец выводил не бегло, а достаточно старательно, словно писал на чужом языке.
– Японец! – уверенно воскликнул Ганни. – Сто пудов японец! Ему латиница дается с некоторым трудом! Чувак привык писать иероглифами!
– Таидо придумал машину времени? Потом узнал, где мы копали яму. Летом устроил тут землянку, накидал старых газет и подложил эту записку. Старая узкоглазая обезьяна ведь знает, как мы назвали команду, поздравил нас с крещением, помнишь?
– Бредово, но все факты
