спит.
– Я бы тоже не отказался, – признался майор. – Но для начала давайте расставим все точки над «и». – Он постучал огрызком карандаша по почерневшей от времени поверхности стола, посмотрел в окно, задрапированное плотной черной тканью, будто бы сквозь нее можно было что-то рассмотреть. – Это удивительно… – начал он медленно, старательно взвешивая каждое слово. – Кажется, я был здесь буквально вчера. И… до того момента… момента, пока не началась «Зарница», все в моей жизни шло хорошо. Или нет? – он покачал головой, глянув на Виктора, который подлил кипятка в пластиковый стакан и сел рядом с Шершнем.
– Или нет? – повторил майор. – Все началось раньше, ведь так, Витя? И ты… так и не успел мне рассказать, что произошло там… на стадионе.
– Я сам не знаю, что там случилось, – ответил Виктор, глядя в глаза Шарову. Горячий чай обжег губы, он закашлялся. Поставил стаканчик на стол и под ним тут же образовалась маленькая лужица. – Я не помню, что произошло! Все как в тумане! Помню отдельные моменты… как записывал имя победителя, которое кто-то продиктовал мне по магнитофону, как ехали с соседкой на трамвае к стадиону, потом…
Трое мужчин напряженно смотрели на него, а он, точно школьник мотал головой из стороны в сторону, пытаясь уловить отголоски давно прошедших дней, вспомнить хоть что-нибудь. И память при этом, словно мокрый песок на берегу – он оглядывался, чтобы разглядеть ее следы, и только что четкие, они исчезали, слизываемые накатываемой волной.
– Если бы вы мне поверили там… в раздевалке… все было бы иначе… – наконец сказал он.
– Н-нет, – ответил вдруг Шершень. – Не было бы и-ииначе. Т-так ведь, доктор?
В кабинете воцарилась тишина и все взгляды устремились к вытянувшемуся на стуле профессору. Тот открыл рот, потом закрыл его. Оловянные глаза моргнули, мужчина втянул шею в туловище и как-то враз опал внутрь себя.
– Не знаю, – буркнул он.
– В-все вы-ы з-знаете, – с нажимом повторил Шершень. – С-с того са-амого дня, когда он в-впервые у-увидел Витю, он понял, какие в-возможности мо-ожет получить. К-конечно, он не с-сразу поверил. Ведь в это невозможно п-поверить. Э-это нереально. Н-надо о-отдать ему должное, как у-ученый он выше всяких похвал. Дру-угой бы списал на шизофренический б-бред, галлюцинации – т-так и делают п-повсеместно. Но он начал к-копать. П-помогло то, что он в ту п-пору чуть ли не единственный в СССР освоил м-методику ре-е-егрессивного гипноза и хотя научного в ней б-было мало, в случае с Витей она н-неожиданно дала це-енные и, главное, п-поовторяющиеся результаты. А повторимость о-опыта в науке означает п-повышение достоверности.
Шаров слушал Шершня открыв рот, частично понимая, но большей частью видимо, удивляясь и поражаясь услышанному.
– Но откуда он знал? Ведь… после взрыва… после… того, что там случилось, – Виктор поперхнулся, прочистил горло, сделал глоток чая и продолжил: – не каждому доктору могли доверить детей, да еще… тогда в СССР вообще психологов не было.
– О-он
