главное ты не повторяй моих ошибок, я тоже так рад тебе, столько мог бы сказать, но… но я здесь ненадолго и не за этим – проговорил отец.
Если так вообще можно было выразиться, он выглядел «хорошо», то есть совсем не так, как я запомнил его в последний раз, не так, как он выглядел, лёжа в гробу. Пухлые щеки, широкие очки в роговой оправе, искренняя, слегка лукавая улыбка, коротко подстриженные волосы, любимый свитер с большим V образным вырезом, от которого, к прискорбию, мне пришлось избавиться, оставив его на помойке «в подарок» бомжам. И странное дело – папа был спокоен, нас с ним будто бы окружал ореол некоего пространства умиротворения, «паузы», наверное поэтому моя девушка всё так же спала себе, посапывая, не просыпаясь от сотрясающих меня рыданий и громких слов и, допускаю, наблюдая сон «по мотивам» странного местного мультфильма, увиденного по ТВ, в котором грибы просили «тихого охотника» не срезать их в обмен на то, что за его милосердие, по первому желанию человека у него на столе будут появляться ягоды – враги грибов, немилосердно ими истребляемые.
– Папа, я так желая всё исправить, но не могу, так что прошу – наставляй меня в моих решениях, «не забирай» бабушку – я так хочу еще порадовать ее, улучшить «пенсионерское» жизненное положение, она же мой последний близкий человек – хватит с неё уже и детства с побегом от наступающих немцев; проживания с больной матерью в бараке, где даже вода замерзала, а вещи пропадали благодаря одноклассницам; должно же у человека быть нечто большее, чем вереница «хронических» смертей мужа, любимых собак и кошек, единственного сына, лучшее, чем воспоминания о вечной смене квартир ради того, чтобы дать пожить в собственной квартире вашей со мной и матерью тогда ещё молодой семье. Не хочу, чтобы она так часто, как сейчас, думала о «болячках» и про то, как искала хлебные корки под крыльцами хлебных магазинов в послевоенные годы; вспоминала, как на коленях, пару раз и при мне, умоляла твоих кредиторов не убивать тебя и не калечить за просроченные долги, «дай» ей еще здоровья, сил и желания пожить – взмолился я.
Папа погрустнел, будто вспоминая, задумался…
– Сделаю что смогу, сынок, но могу я не так, что бы много – ответил он слегка «отяжелевшим» голосом. – Мне нужно переходить к главному, но обязательно скажу – цени, что имеешь, всё, часто кажущееся только лишь «мелочью» – возможность подремать в ванной, покушать вкусную еду, попутешествовать, погулять и подышать воздухом, встретиться с друзьями; старайся не жить так, чтобы доказывать окружающим и себе, что у тебя есть Значимость и Свобода через трудоголизм, пристрастие к алкоголю, детей, вымученное творчество и всё в таком духе – нельзя жить через «плохо» и «тяжело» только потому, что «надо» и «главное – перетерпеть». Всё же, мой милый, сказанное – важно, но – не главное теперь, вернее – главное, однако не прямо сейчас. Запомни – ты увидел меня здесь, в Израиле, не просто так, насколько знаю, Он заключён здесь и Он освободится, мне известно,
