добровольцев: -Ты будешь первым, а ты – вторым! Так, нужен еще третий.
Командир прошел вдоль строя, остановился напротив Сидорова: -Я вижу, ты имел отношение к медицине.
– Ну, да, спал с медсестрой.
– Отлично! Будешь третьим санитаром в санчасти!
Хорошая профессия санитар: в тепле, в чистоте, в койке. Но со старшиной отношения никак не налаживались. Тот еще зверь. Бывало, строит солдат для осмотра и изгаляется:
– Иванов!
– Я!
– Ты говно, Иванов! Посмотри на себя – волосы взъерошены, немытый, вонючий. Фу, как неприлично! А далее кто? Сидоров?
– Я!
– Ты, Сидоров, самое настоящее говно! Сапоги нечищенные, носки драные, на брюках дырка. Смотреть противно! А гляньте на Петрова.
– Я!
– Это же образцово-показательный солдат! Сапоги чистые, выбритый, причесанный, форма без дырок… Но все равно говно! —старшина удрученно качает головой: -Да все вы говно, —командует: -В одну шеренгу становись! Проверка состояния обуви. У солдата не должна быть сношенная обувь. Сношать обувь – извращение! Понятно? Правую ногу вверх!
Все задирают правую ногу, но Иванов, по ошибке, левую. Старшина замечает непорядок: -Кто это там поднял обе ноги?!
Такой вот достался старшина молодым воинам. Он и вечернюю поверку проводил по своему, по-особенному: -Рядовой Иванов!
– Я!
– Головка от… сам знаешь от чего! Рядовой Петров!
– Есть!
– На жопе шерсть! Рядовой Сидоров!
– Так точно!
– У-у, сука… Три наряда вне очереди!
– За что, товарищ старшина?
– За то, что испортил мне вечер поэзии!
Ох, и настоялся Ваня у тумбочки в качестве дневального! Вроде бы почти образцово службу нес, ан нет – старшина все недоволен. Зашел как-то старшина в ротное помещение, которое Сидоров сторожил, осмотрелся – не к чему придраться: дневальный четко отрапортовал, что положено, везде чистота, порядок. Но он не старшина будет, если замечания не сделает: -Дневальный, почему при виде меня нет радости на лице? Чтобы в следующий раз от радости уши прилипали к заднице! Понял?
– Так точно, понял, товарищ старшина! —ответил Сидоров, хотя какая радость, если скулы сводит от ненависти.
Старшина вышел и снова зашел. Сидоров опять четко отрапортовал, но потом кинул на пол шапку, сотворил улыбку до ушей, раскрыл объятия и заорал: -Старшина, твою мать! Как я рад тебя, блин, видеть!
И что? Снова получил по полной. Думаете, старшина нарочно ни за что придирался к солдатику? Просто невзлюбил? Нет, была, была подоплека. Оказывается, фамилия у старшины была Мудрак. А Ваня придумал ему прозвище, которым и называл за глаза. Не тем, что сразу приходит на ум по ассоциации, а более тонким – Хруй. Обидно, да?
Службу старшина начинал в группе советских войск в Германии, но потом его оттуда выперли после интервью с приезжим журналистом. Хватило пары перлов. Сначала Мудрак доверительно
