уже валялся скрученный под одеялом. Я шел чистить зубы и попросту не мог перевести внимание от моей груди. Мое тело двигалось само. Оно выполняло тот небольшой набор функций, который уже успело заучить. Мои глаза смотрели на множество различных предметов, но я видел лишь мое сердце и черное пятно рядом с ним.
Первые дни из этого ужасного состояния меня могло вывести то, что я никогда раньше не видел, – что-то новое и интригующее. Я помню, как наблюдал за птицей, что приносит своим детям покушать. Или как мужчина в рваной одежде просит у прохожих денег на хлеб. В эти долгие минуты я был очарован, но прошла буквально неделя, и симптомы моей болезни ухудшились.
Каждую ночь я бился в агонии. Каждое утро я воскресал из мертвых. И днем я был ходячим трупом.
Кто знает, сколько это все могло продолжаться, кто знает, что со мной стало бы в дальнейшем, если бы не один несчастный случай. Тот вечер не дал мне погрузиться на самое дно, но вместе с этим он отобрал последнюю надежду моих родителей на счастливую жизнь. Все скопленные во мне страхи, вся боль, тянувшая меня вниз, исчезли. Остался только голод, однако теперь я знал, чем его утолить.
В тот вечер маму задержали на работе. Обычная ситуация. Так что мы остались с папой вдвоем. Раньше мне нравилось проводить время с этим веселым, умным, бородатым чудаком. Пусть он и был увлечен своей работой, но за ним было интересно наблюдать. И он никогда не забывал обо мне. Даже часто спрашивал мой совет насчет того или иного эпизода в его новой книге. А так как я был его главным героем, мое бурное воображение рисовало всю картину действий, и тогда я решал, как мне поступить. Получалось очень правдоподобно. Мои неожиданные решения почти всегда могли вызвать сопереживание у папиных читателей.
Но в тот день у меня не было ни сил, ни желания помогать отцу. И когда он спросил моего совета вновь, вместо ответа я задал ему встречный вопрос, который очень сильно меня волновал в то время. Отец описывал переживания и мысли героев так живо, что им невозможно было не поверить. Когда я читал небольшой отрывок из его книги, это меня сильно поразило, и я подумал: а что, если и наш мир не совсем реален, что, если кто-то прописывает все наши действия, чувства и решения. Все это, конечно, было не на таком высоком уровне осознанности. Я, скорее, просто испугался этой случайной мысли в моей голове. Тогда папа попросил меня поднять правую руку. Я послушался, и он сказал, что никто бы не стал описывать такую скучную сцену. Это объяснение мне показалось бесспорным. Я перестал об этом думать.
После этого наступило гробовое молчание. Мне было вполне уютно в нем, но вот отцу оно очень мешало работать. Он еще раз попытался меня о чем-то спросить, но я просто ответил, что не знаю. Тогда он резко отодвинул стул, встал и направился к своему шкафу. Его руки несколько минут перебирали кучу разных штуковин, и вот, наконец, он что-то достал – повернулся ко мне, и я мельком увидел те самые кисточки с краской. Мои глаза налились безумием. Когда отец увидел эти два бездонных голубых шара,
