годы.
– А кто это тут у нас? – Рита, распахнув перед Ларой двери, повисла у нее на шее. Противиться ее настырной радости девушка не могла. – Совсем запропастилась, Ларочка, ну разве так можно?
В ее голубых, ярко подведенных глазах Лара прочитала то, о чем на самом деле твердила ей Рита: отец грустит, Рита переживает за него, но ничем не может помочь. А Лара не навещала их с самых сороковин Лили, и это плохо, плохо для всех.
– Работала, знаешь, столько всего… – даже не стремясь убедить ее или себя в правдивости очевидной лжи, состроила Лара гримаску.
В доме было тихо, от стен пахло теплой древесиной, от окна – солнцем и свежестью сада и влажной земли. В темной прихожей, ища глазами крючок, на который можно повесить кожаный пиджак, Лара заметила в зеркале отражение и на мгновение замешкалась. В последнее время смотреть на себя ей было неприятно, это слишком напоминало о сестре. Расчесываться она наловчилась на ощупь, редко, иногда даже пальцами, а не щеткой, и косметика давно пылилась на полке, никому не нужная. Так что утром, собираясь на папин день рождения, Лара просто не глядя поплескала в лицо воды, собрала каштановые волосы в хвост, поменяла майку на точно такую же, но пока еще белую, и натянула джинсы, даже не заметив, что они стали ей велики. Сейчас она задержалась у зеркала, оглядывая ставшие почти незнакомыми черты. Бескровные губы, посеревшая от долгого скорбного затворничества кожа и темные впалые глазницы, из глубины которых смотрел кто-то другой.
Отшатнувшись, Лара кинула пиджак на банкетку и быстро прошла в комнату. Отец устроился в кресле и, кажется, дремал, положив сложенную втрое газету на колени. Лара подошла ближе, стараясь не замечать, как посветлела, посеребрилась отцовская шевелюра со дня их прошлой встречи. Он проснулся от звука ее шагов.
– Привет, пап…
Василий отложил газету и порывисто встал ей навстречу. Они обнялись и замерли, и Лара ощутила и колючую щеку его, и сухое тепло, пахнущее одеколоном, и мирную дрему, которая всегда охватывала ее в отцовских объятиях.
– Ларик, приехала все-таки…
– Конечно, приехала. Прости, что раньше не выбралась.
Внутри щипало и дергало как нарыв чувство вины. Теперь, именно приехав на дачу, Лара с ясностью вдруг увидела череду дней, протянувшихся с сороковин по Лиле, – с папиной стороны. Одна дочь мертва, а вторая почти исчезла, редкие телефонные разговоры не в счет, они как в тумане. И тем хуже, что в глазах Василия не было укора, который Лара заметила у его жены. Он просто и смиренно тосковал, и от этого стало совсем уж невыносимо. Лара отстранилась и улыбнулась так широко, как могла, до ломоты в щеках:
– С днем рождения, папуля. Я привезла подарок! Подожди, сейчас принесу.
И пока Лара нарочито шуршала оберточной бумагой, заскочившая с веранды Рита стала искать вазы для охапки нарциссов и тюльпанов и расставляла по тумбочкам кучерявые, дурманно пахнущие гиацинты. Женщина
