услышав такое. На самом деле половину спора он додумывал, поскольку жены спорили на обезьяньем, жестами. Но криков тоже хватало, да и многие в пылу спора переходили на парифатский. Язык людей как-то более богат и красочен, симы все чаще использовали его вместо родного.
Монго ворвался в светлицу и рассерженно ударил шестом об пол. Клюка Цидзуя всегда была при нем, он не расставался с ней даже во сне.
– Что за свары я слышу?! – показал он свободной рукой. – И я не бог, я царь! А вы – жены царя, вот что важно! Каждая должна вести себя подобающе! Мы не дикие обезьяны, верещащие на деревьях! И не дикари, поклоняющиеся идолищам!
Жены пристыженно молчали. Своего мужа они обожали безумно. Каждая тоже ужасно жалела, что не может принести ему самый желанный для мужчины дар и сама получить в браке такую отраду.
А Монго глядел на них и думал, к чему все это. К чему ему целых четыре жены… к чему ему вообще жены? Он взял их, чтобы скрепить связи между кастами, но в этом больше нет нужды.
Особенной связи между ними не появилось, любовью Монго ни к кому из четверых не проникся. Утехи плоти его тоже давно не волновали – четырнадцать лет аскезы научили не зависеть от телесных потребностей.
К тому же они стареют, а он – нет. Монго выбирал самых юных девушек, но тридцать лет спустя они уже далеко не юны, а скоро станут и вовсе стары. Увы, у Монго не получалось делать бессмертными или хотя бы омолаживать других. На это Учение У оказалось неспособно… или это просто Монго не до конца ему выучился…
И вообще, ему все меньше хотелось оставаться царем. Казалось, что он достиг пределов мечтаний. Вечно юный, прекрасный ликом, могучий волшебник, великий царь. У него несметные сокровища, огромный дворец, четыре красавицы-жены и целая страна верных подданных.
А чего-то в жизни все равно не хватает.
Монго вдруг понял, что был счастливей, когда был беззаботен. Когда убегал от стражников и носился по джунглям с обезьянами. Когда плавал по морям матросом и карабкался по заснеженным горам.
Он ведь уже… да, уже лет тридцать не веселился, как раньше. Добыл клюку Цидзуя, разграбил сокровищницы Старой Империи, завоевал трон Симардара… а потом тридцать лет просто правил. Поначалу это было интересно, но потом стало рутиной.
Проказничать в собственном царстве как-то глупо. Задирать собственных подданных – просто подло.
А Монго аж надирало, так ему хотелось снова… как прежде…
– Вот бы снова переполох устроить… – пробормотал Монго, глядя в ночное небо.
С этой мыслью он назавтра принимал посетителей. Послов стран людей, купеческих старшин, младшего раджу Гобдо и путешественников, что ходили далеко на юг, исследовали устье великой реки Жон.
Только этих последних он слушал с некоторым вниманием.
Путешественники рассказали, что вся южная Шахалия – это сплошные дикие джунгли. Люди оттуда ушли много лет назад и больше не возвращались, так что можно спокойно присоединить те земли к Симардару. Из интересного там
