ни потянуться. Стояли словно две мраморные статуи, что при входе, и позировали. И ладно бы на потеху одной тетушки, но зевак собралось видимо невидимо. Дамы с кружевными зонтиками расселись по лавкам и, обмахиваясь веерами, наперебой щебетали, явно оценивая достоинства натурщика, что, к слову, весьма не радовало мисс Фокс, отчего она все время морщила носик, за что и получала упреки от художницы. Впрочем, и у натурщицы нашлись свои воздыхатели из числа молодых столичных денди, что оказались еще более шумными, чем сударыни. И это раздражало Владимира ничуть не меньше, чем затекшая спина и стояние по стойке смирно. А еще и советчики нашлись. Один тучный господин с большими усами то и дело крутился у мольберта и пытался внести в написание портрета свою лепту, пока тетушка Кэт, как бы случайно, не взмахнула кисточкой и не угодила господину черной краской на белоснежную сорочку, после чего доморощенный критик был вынужден ретироваться.
И, возможно, все это продолжалось бы еще очень, очень долго, но спасение, как говорится, пришло откуда не ждали. Хотя лучше бы оно вообще не приходило – такой выбор бы сделал Владимир Волков, коль судьба дала бы ему возможность этого самого выбора, но, видимо, у всемогущего Рока в тот миг были совсем иные планы, или же он просто решил коварно подшутить над дворянином.
– Владимир, вы?! Этого просто не может быть! – вдруг сплеснула руками проходящая мимо барышня в черном платье и шляпке с вуалью, и в следующую секунду упала без чувств.
Хорошо еще, что один из столичных денди, что наблюдал за написанием картины, оказался на редкость ретивый малый и успел в самый последний момент подхватить барышню, не дав ей ушибить себе голову. Одна из лавочек тут же опустела и лишившуюся чувств сударыню усадили.
– Воды! – тут же затребовала Екатерина Андреевна, оказавшаяся в первых рядах спасителей.
Рука тетушки небрежно откинула вуаль с лица барышни, и Владимир даже вздрогнул. Это белое, чистое лицо, эти алые губы, эти соболиные брови без сомнения были ему очень хорошо знакомы.
– Да уж, дорогой, призраки прошлого никак не желают оставлять тебя в покое, – вполголоса, так, чтобы это слышал лишь один Владимир, произнесла Аманда.
– И не говори, mon amour5, – обреченно вздохнул Волков.
В этот момент кто-то из нерадивых спасителей подал Екатерине Андреевне воду, набрав ее в фонтане в собственную шляпу. Тетушка Кэт закатила глаза, но воду приняла, затем сделала глоток из нелепого бокала и резко выдохнула в лицо лишившейся чувств барышни. Веки девушки задрожали, а затем вдруг открылись, и на мир взглянули красивые и черные, как два уголька, глаза. Эти очи растерянно оглядели толпу, склонившуюся на их обладательницей, слегка задержались на странной женщине с мокрой шляпой в руках, а затем вдруг взглянули куда-то вдаль и уже не спешили отводить взор.
– Владимир, это и вправду вы? – прошептала Аня, некогда урожденная Ларионова, а затем графиня Рябова, ныне вдова. И виной тому был никто иной, как он, Владимир Волков, что
. Mon amour (фр.) – моя любовь.
