спустила ноги в воду, устремив взгляд на млечный путь. «А почему-бы и да?!» – вдруг воскликнула она, в ответ своим размышлениям. И вот, решительная Джей, уже плывет в чем, мать родила, дальше, дальше, дальше! Словно, стремясь доплыть до звезд. Потерявшись во времени, она не заметила, как небо заволокло тучами, и вдалеке послышался слабый раскат грома. Он отрезвил Джей, и только тут она, заметила, насколько далеко она уплыла. «Греби! Греби! Греби!» – подгоняла она саму себя, плывя к берегу. «Черт! Судорога!» – вскрикнула Джей. Ей пришлось, остановиться. И тут, она смутно различила, что вода вокруг неё начала темнеть. «Что за..!?» – похолодев, выругалась Джей, и начала грести, превозмогая боль.
До берега оставалось не много, но вот опять вода вокруг начала темнеть, гром приближался, а судорога вернулась.. Холод! Ее сковывал холод! Ее тело, покрылось миллионами мелких пузырьков, волосы приподнялись, а в сердце, словно вонзилась колючая проволока и стягивала, стягивала, стягивала!
Джей попыталась закричать, но не смогла, ее голос потух.. Его не было! Зато, было что-то под водой, и оно приближалось.. Джей, постаралась, изо-всех сил продолжить плыть, но ее что-то остановило. Что-то держало ее под водой. Оно обволакивало её, выкручивая лодыжку и поднимаясь все выше. Джей, уже видела, как оно поглощает её всю, и втягивает с собой, на дно. От ужаса, в её голове понеслись воспоминания и предположения: «Трупы! Это трупы! Мне, же, говорили, что он не спроста заброшен! Почему сейчас!? Отпусти, отпусти чудовище!» – уже в голос рыдала, обезумевшая Джей, еще не осознав, что она находится в лодке, а ее супруг, старательно пытается отвязать с ее дергающейся ноги, крученую льняную веревку.
2017
Кожаный дневник
На развалинах дома, я нашел старый дневник в кожаной оплетке. Он был потрепан. Он принадлежал женщине. Я открыл запись от 16 июня 1856 года. Она писала так разборчиво и так изящно. Грация, уверенность и размеренность её, считывались уже по одним только буквам. Таким выверенным, таким выпуклым буквам. Плавно перетекающие друг в друга изгибы букв манили и притягивали взгляд. Словно локоны приподнятые резким порывом ветра, взлетали упругие завитки над выборочными знаками. Взгляд скользил, вслед за петлями то взмывающими вверх, но плавно опускающимися вниз. Это был не просто текст. Это была картина с натуры! И она была великолепна!
Привыкнув к наслаждению, такой невиданной ранее красоты почерка, я решился на более близкое знакомство, и принялся за чтение, не переставая любоваться удивительной стройностью слов.
Слова! О какие это были слова! Квинтэссенция обольщения! Она рассказывала, о своей трепетной любви к балету. О хрупких примах, с кремневым характером. О том, что восхищало её в них. Упоминала, о своей нежной дружбе с Колосовой, и своем знакомстве с будущим мужем. О, какая это была удивительная женщина! Она бережно описывала воспоминания о тайном поклоннике, её, уже не юной красоты. О трепетном неведении, о нём, таком, так и не пойманном, и не узнанном.
Она
